Страница 1 из 14
Геометрически-идеальный, восьмиугольный ромб военной Академии Генерального Штаба, в окружении более низкого переметра административных зданий, походил на наприступную крепость: белесо-серый, с длинными вертикалями темных окон-бойниц, архитектурно-скучный, как и все военное.
Монолитно возвышаясь близ главной артерии города, шумного МКАД и пересечения Ленинского и Вернадского проспектов, ведущее военно-учебное учреждение вооруженных сил жило будто обособленно от жизни столицы, но в то же время внимательно следя за ней со стороны.
Похрустывая снежком под подошвами ботинок, из ворот военной Академии Генштаба вышел пожилой мужчина в офицерской шинели. Седые брови, испещренное глубокими морщинами лицо, впавшие гладковыбритые щеки, топорщащиеся острыми скулами и волевым подбородком, неторопливая походка, и в противовес старости неуклонно строгая осанка военной выправки.
Холодных, рассчетливый, но сильно уставший взгляд упал на циферблат наручных часов.
- Время еще есть, - пробормотал Алексей Николаевич себе под нос. – Пройдусь.
Не смотря на то, что станция метро “Тропарево” была буквально в трех шагах, он развернулся и пошел в противоположную сторону. Укоренившаяся за долгие годы преподавания, привычка пешей получасовой прогулки от станции метро “Юго-Западная” до Академии и тем же маршрутом обратно держала генерал-майора в тонусе, так жизненно необходимом в его далеко не молодые годы.
Еще в начале преподавательской карьеры Академия любезно предоставила Романову автомобиль с личным водителем – черная "Волга", как символ власти. Но Алексей Николаевич наотрез отказался, считая эту привелегию вычурной и не имеющей необходимости в его спокойной и размеренной жизни, в то же время даже в отставке от военной службы четко распланированной по минутам каждого дня.
- Я – преподаватель, а не боевой генерал и уж тем более не совразка, - говорил он. – Расписание лекций я знаю, других дел у меня нет. Стало быть, спешить некуда.
Добравшись до станции метро, генерал-майор спустился в подземку, дождался поезда и вошел в вагон. Какой-то на удивление вежливый юноша тот час же вскочил, безмолвным жестом предлагая свое место Романову. Последний угрюмо хмыкнул, покосившись на отпечатанную надпись: “места для инвалидов, людей пожилого возраста и пассажиров с детьми”.
- Сиди, сынок, - кашлянув в кулак, сказал он. – Ни к детям, ни к инвалидам я себя не отношу.
- А к людям пожилого возраста? – проследив за взглядом Алексея Николаевича, с улыбкой заметил юноша.
- Пожилой, стало быть пожил уже, а у меня еще далеко идущие планы на ближайшие годы.
- Как знаете, - улыбнулся тот. – Я все равно выхожу на Воробьевых горах.
Похлопав юношу по плечу крепкой ладонью, Романов все же неохотно сел на свободное место. Раскрыв на коленях кожаный портфель, он достал паспорт и билет на поезд. Алексей Николаевич сверил расписание отправления поезда со временем на своих часах, и убрал документы обратно.
- В Питер едете? – спросил все тот же юноша, вися на поручне над генерал-майором.
Не поднимая глаз, Романов угрюмо хмыкнул, оставив любопытство юноши без ответа, и тот ретировался к входной двери вагона метро, догадавшись, что беседы не состоится. Тем не менее, прежде чем выйти на станции “Воробьевы горы”, юноша обернулся, поймал на себе взгляд Алексея Николаевича и игриво отдал честь, козырнув прямой ладонью от коротко-стриженного виска.
- Счастливого пути, товарищ генерал, - сказал он и вышел из вагона.
- Клоун, - фыркнул генерал-майор. – К пустой голове руку не прекладывают.
Выбравшись из метро на “Площадь трех вокзалов” – одно из достопримечательностей столицы и от того шумной и многолюдной Комсомольской площади, Романов приобрел в киоске несколько свежих газет и вскоре устроился в удобном кресле скоростного поезда “Сапсан”.
Заказав чай с лимоном, как неотъемлимую традицию в путешествиях по железной дороге, Алексей Николаевич углубился в чтение газет.
Положенные три часа и сорок минут пролетели незаметно и в половине десятого часа вечера Романов вышел на перрон Московского вокзала в Северной столице.
Санкт-Петербург встретил Алексея Николаевича тихим зимним вечером, что было принято с молчаливой благодарностью.
Яично-желтая "подкова" Московского вокзала, освещенная призрачным светом уличных фонарей, выпустила Романова на площадь Восстания, занимающую одну из лидирующих позиций среди площадей Северной столицы.
Централизующий пересечение Лиговского и Невского проспектов, вертикальный гранитный монолит тридцатишести метрового обелиска безапелляционно завоевывал внимание каждого, выходящего из парадной вокзала, будь то коренной житель или гость Санкт-Петербурга. Алексей Николаевич не оказался исключением и несколько минут задумчиво смотрел вверх, до боли в шее подняв взгляд к венцу обелиска – золотой звезде, как к ордену в Победе в Великой Отечественной войне.
- Вечер добрый, генерал! - один из таксистов прервал затянувшуюся паузу молчаливого приветствия Романова с городом. - Куда едем?