Страница 4 из 148
Заг сделал шаг. Грудь сдавило. Еще шаг. И еще… Слезы текли из глаз без ресниц. За молодым крайтом захлопнулись высокие, обитые заклепками стальные ворота. Сердце заколотилось, секунда — и оно чуть не разорвалось в клочья. Один поступок — всего лишь один! — и изгнание. Бывший оннок сжал кулаки и обернулся. Два солнца Хлок-Ту-Риина — голубое и красное — освещали его маленькую одинокую фигуру на фоне желтого забора с воротами и массивного здания из белого камня. Двускатные крыши причудливо изогнутых башенок. Мозаичные эркеры. И шпиль, на котором полощется серебристый стяг с перечеркнутым зеленым сердцем. Святая Обитель онноков во всей своей красе. Игольчатые зубы Зага заскрипели. Столько усилий, и все насмарку! Он провел здесь восемь лет — восемь долгих тяжелых лет. Тренировки изматывали тело, но укрепляли дух. День за днем повторение одних катэ и заучивание новых. Движения легки и плавны, словно водомерка скользит по зеркальной глади пруда. Заг закрыл глаза. Слезинка вновь потекла по бурой щеке и упала в песок. Перед мысленным взором закружилась стройная фигура в облегающем серебристом костюме: это он, Заг, такой, каким был прежде… Поразительная грация и молниеносная скорость сплелись воедино. Тихое дыхание подобно дуновению ветерка. Завертеться на месте, подскочить и в самой высокой точке прыжка замысловато переплести пальцы. Замыкается внутренняя энергия. Достигается нужный ритм сердца. Именно эта вибрация гармонична Дыханию Хлок-Ту-Риина, прародины всех крайтов. А ведь зеленое трехкамерное сердце так жаждет завладеть разумом. Разве знают людишки, как это — жить с такой опасной штукой в груди? Конечно же, не знают. Лишь всецело подчинив себе этот буйный внутренний орган, оннок мог рассчитывать на Просветление. Впрочем, для Зага оно было потеряно навсегда. Острые ногти впились в ладони, и выступила зеленая кровь. Маской печали стало лицо. Люди считали крайтов уродливыми. Сородичи Зага думали так же о людях. Бывший оннок внешне ничуть не отличался от своих соплеменников. Грубая бурая кожа. Махонький бугорок — нос — над нитками губ. Желтые кошачьи глаза с вертикальными зрачками. На лысине лет через двадцать проступят белые пятна.
Заг вдохнул поглубже и решительно зашагал прочь. За спиной развевался белый плащ. Он будто махал на прощание той, прошлой жизни…
Обсаженная карликовыми деревьями песчаная дорожка вывела на площадь, вымощенную гранитными плитами. У большого фонтана резвились детишки. Неподалеку перешептывались три матери. Бывший оннок задержал на них взгляд. Незримая рука сдавила горло.
«Шлюхи-и-и, — сказал про себя Заг. — Вот из-за одной такой…»
Расположенное посередине груди сердце заколотилось чаще, еще чаще. На несколько секунд зрение помутилось, словно он смотрел в бинокль без наведения резкости. Так мужчин-крайтов поражала Жажда. Три стройные молодые женщины в кожаных платьях с глубокими декольте и в жемчужных бусах. Заг еле устоял. Скрестил на правой руке указательный и средний пальцы, безымянный и мизинец. Стало полегче. Совсем немного. Но Жажда не желала отступать. Так было и в тот, роковой, день. Заг до хруста стиснул зубы. Вернее — почти так было в тот день. Тогда он алкал усладить Жажду Плоти. Нынче же чувствовал Жажду Крови. Это из-за одной такой девицы его и вышвырнули из Обители. Его!!! Одного из самых перспективных онноков!!! Сердце больно стукнуло о ребра. Заг захрипел и быстро зашагал к женщинам.
Смех детишек немощными отзвуками пробивался сквозь гул крови в ушах. Зрение сужалось. Шаг. Еще один. Еще. Еще… Заг чувствовал, как твердеют мышцы рук, живота. Расправа займет всего несколько секунд. Бывший оннок уже отчетливо представлял учебные катэ, трансформированные в боевые. Он пронесется подобно вихрю. Скорость — вот его главный козырь. Успеют ли жертвы хоть что-то понять? Вряд ли. Ребро ладони, как сабля, разрубит горло одной. Резкое движение рук — и у второй свернута шея. Третья получит коленом в грудь — и ее сердце остановится. А ведь первая еще и упасть не успеет.
Неудержимый Заг чувствовал каждую мышцу своего тела. Полный контроль. Считаные секунды — и будет три трупа. Сердце колотилось в рваном ритме, понукая поскорее разделаться с жертвами.
И кто виноват, что эта женщина стоит ближе всего к убийце? Сама виновата. Первой и отправится к праотцам. Заг резко подался вперед. Рука поднялась… И вдруг из-за женщины выглянул малыш. Бывший оннок вмиг окаменел. Большеглазый ребенок вытаращился на молодого мужчину в белом плаще. Кровь продолжала пульсировать в ушах. Сердце долбило в ребра так, словно желало выскочить и лично прикончить женщин и чадо.
Заг закатил глаза, засипел, отхаркнул, встряхнул руками. Взбешенное сердце малость успокоилось.
— …из них?
— Что? — Молодой крайт открыл глаза.
Мать ребенка улыбнулась, обнажая игольчатые зубки, и повторила вопрос:
— Вы один из них? — Она показала на Обитель.
Заг процедил:
— Уже нет…
Его взор остановился на ребенке. Ростом тот был чуть выше колена Зага. Двадцать лет назад он вот так же пришел с матерью к Обители. Обычная прогулка. Его самое первое детское воспоминание. Жизнь будто началась с того момента. Старшие братья резвились у фонтана, а он держался за материнскую юбку. И лишь спустя двенадцать лет оказался за стенами Обители.