Страница 3 из 17
В 70-е годы, коррупция в СССР начала приобретать системный, институциональный характер. Должности, дающие широкий простор для злоупотреблений, стали в некоторых регионах буквально продаваться. Правоохранительные органы уделяли больше внимания борьбе с теневым предпринимательством, чем борьбе с коррупцией.
В крахе советского режима большую роль сыграл именно шок от выявленных в этот период злоупотреблений на самом высоком уровне («дело Рашидова», «дело Чурбанова», «дело Усманходжаева» и некоторые другие).
На рубеже 90-х, радикальные либералы во главе с Ельциным шли к власти под лозунгами борьбы со злоупотреблениями номенклатуры. Однако сами они, оказавшись во власти, заметно превзошли достижения своих предшественников.
Удивленные иностранцы писали, что в новой России большинство государственных служащих, казалось, не догадывались, что личное обогащение на службе является криминалом.
Для подобных оценок имелось немало оснований.
Официальные доходы государственных чиновников оставались довольно скромными, но без их благоволения заниматься бизнесом было практически нереально. Небывалые возможности для злоупотреблений возникли во время проведения приватизации, когда ее организаторы могли буквально «назначать в миллионеры» понравившихся им людей.
Наиболее негативной чертой постсоветской коррупции при режиме Ельцина исследователи считают не столько высокую интенсивность вымогательства, сколько его децентрализованный характер.
Если, например, в Китае или в Индонезии предпринимателю достаточно подкупить нескольких высокопоставленных администраторов, то в России приходилось платить поборы в карман не только им, но и массе «мелких начальников» (типа санитарных, пожарных и налоговых инспекторов).
В начале 2000-х, Президент и Правительство Российской Федерации, начали демонстрировать политическую волю и желание ограничить коррупцию. И как же изменилась она в сравнении с предшествующим периодом?
Это можно понять, обратившись к международным сопоставлениям.
В 2002 году, работники Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР),а также Всемирного банка (ВБ) проинтервьюировали менеджеров нескольких тысяч фирм в двадцати шести посткоммунистических странах, включая Россию.
Этот опрос был продолжением аналогичного, проведенного четырьмя годами ранее.
В ходе обоих респондентам задавали вопросы о различных типах «неофициальных платежей», уплата которых необходима для нормальной деловой деятельности.
Чтобы выяснить частоту неофициальных платежей, респондентам предлагали оценить истинность следующего высказывания: «В моей сфере бизнеса необходимо делать некоторые дополнительные платежи».
Доля выбравших ответы «всегда», «обычно» и «часто» сильно различалась: от 44% в Киргизии и 39% в России до 7% в Словении и 12% в Эстонии. Средний показатель для постсоциалистических стран составлял приблизительно 25%.
Настораживает, что за этот период он вырос в нашем государстве значительнее, чем в большинстве других постсоциалистических стран (на 8,2 процентных пункта).
Таким образом, предпринимательская коррупция в современной России действительно институциональна (систематична) – 2/5 предпринимателей признают неизбежность взяток.
Для измерения величины неофициальных платежей респондентам задавали вопрос: «Какой в среднем процент от ежегодной суммы продаж фирмы, подобные вашим, обычно платят в качестве неофициальных платежей должностным лицам?»
При этом выяснилось, что доля неофициальных платежей от валового дохода типичной фирмы варьировала от 3,7% в Киргизии до 0,3% в Эстонии (средний показатель – 1,5%). Согласно исследованию тяжесть коррупции в России в 1999-2002 годах значительно снизилась (с 3,8 до 1,4%): «брать» стали чаще, но в отношении к доходу предпринимателей – меньше.
Если отмеченные зарубежными исследователями тенденции устойчивы, то перспективы развития нашей национальной экономики относительно благоприятны. Даже если растет частота коррупции, снижение ее бремени уменьшает неблагоприятное влияние коррупции на деятельность бизнеса.
К сожалению, оценки зарубежных исследователей небесспорны. Работы отечественных исследователей рисуют менее благоприятную картину.
В России наиболее систематически изучением коррупции занимается Региональный фонд «Информатика для демократии» (ИНДЕМ).
Первое широкомасштабное исследование было проведено этой организацией в 2001 году.
Оно показало, что на взятки в России ежегодно тратят около 37 миллиардов долларов, (примерно 34 миллиарда – взятки в сфере бизнеса, 3 миллиарда – бытовая коррупция), что почти равно половине доходов госбюджета страны в исследуемый период.
В 2005 году сотрудники ИНДЕМ повторили исследование и дали заключение, что за четыре года сумма взяток в сфере бытовой коррупции почти не изменилась. Зато в сфере деловой коррупции общая сумма взяток за это время выросла в девять раз, примерно до 316 миллиардов рублей, причем взятки регулярно платят примерно 80% всех фирм.
Таким образом, административные барьеры в России в 2000-х годах не только не снизились, но, напротив, резко возросли.
Если в 2001 году на одну среднюю взятку можно было купить квартиру среднего качества в 30 кв. м, то спустя четыре года на одну среднюю взятку стало возможным купить квартиру площадью более 300 кв. м.
Далее, если в 2001 году коррупционный рынок был на треть меньше годового дохода федерального бюджета, то в 2005 году он превзошел доходы федерального бюджета в 2,66 раза.
При названных обстоятельствах, если исчислять коррупционный рынок размером доходов федерального бюджета, он вырос в 4 раза.
Для сравнения следует отметить, что криминологическая статистика фиксирует в 2001-2005 годах рост преступлений, связанных с получением и дачей взяток, примерно на 20-30%.
Разрыв между высоким ростом коррупции, по оценке ИНДЕМ, и низким ростом зарегистрированных преступлений может свидетельствовать как о завышенности оценки уровня коррупции, так и об отставании деятельности правоохранительных органов от потребностей практики.
К сожалению, вторая трактовка более вероятна: отечественные криминологи отмечают, что латентность коррупционных преступлений в современной России необыкновенно высока.
Рост коррупции подтверждает и опрос экспертов, проведенный Институтом общественного проектирования в 2007 году: она выросла именно в отношениях власти и бизнеса, оставаясь практически неизменной в секторе предоставление услуг населению.
По мнению экспертов, коррупция сосредоточена на низовом и среднем уровнях государственного управления. В высших эшелонах власти она либо невелика, либо о ней мало известно (что ближе к истине).
В России 2000-х годов происходят позитивные изменения некоторых качественных характеристик коррупции.
Если в период правления Ельцина она была децентрализованной (как в странах Африки); то с приходом Путина это явление приобрело более централизованный характер (как в странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии).
Децентрализованная коррупция – это типичная для слабых государств форма коррупционных отношений, когда предприниматель вынужден искать много каналов подкупа для каждого относительно самостоятельного государственного агентства.
Напротив, централизованная коррупция – типичная для стран с сильной «вертикалью власти» форма коррупционных отношений, когда предпринимателю необходим лишь один канал подкупа – для высокопоставленного чиновника или политика.
Опыт зарубежных стран показывает, что при второй ее форме, предприниматели снижают издержки поиска «доброжелательного отношения» государственных менеджеров, что улучшает условия бизнеса.
Впрочем, следует учитывать, что более централизованная коррупция обычно и более институционализирована. В условиях централизованности коррупции, борьба с нею либо ведется чисто формально, либо вырождается в противоборство разных коррупционных сетей («молодые коррупционеры» против «старых»).