Страница 2 из 11
Похоже, он долго был в отключке, так как из этого состояния его вывели ударами ног.
Глаза то открывались, то закрывались, и он вновь проваливался в галлюцинационные видения. Голова кружилась в адском хороводе. Свет от единственной лампочки, висящей на конце электрического провода, раздражал глаза. Рвота подступила к горлу, а сильный кашель тут же освободил желудок. Уткнувшись щекой в холодный цементный пол, потеряв все силы, он снова провалился в небытие.
Должно быть, его хорошо помотало туда-сюда между ужасающей действительностью и небытием. Ледяной холод насильственно возвращал в сознание через боль. Каждая клеточка организма кричала под пытками, которым его подвергали. Его смыслом стало сохранить крошечную часть самого себя, которая всё ещё теплилась в затаённом уголке мозга.
Он понимал, что боль превращала его в животное, а мысль существовала как нечто инородное для мозга. Она была подобна маленькому пламени свечи во время шторма, готовой вот-вот погаснуть. Было ясно что, если пламя исчезнет, ему никогда не вернуться из тьмы Абсолюта. Поэтому он сильно надеялся на этот кусочек фаянса, что рефлекторно сжимал в кулаке.
Мало-помалу сознание возвращалось. Как и раньше, его связали липкими лентами, обездвижив запястья и лодыжки, а для большего устрашения рот залепили большим куском скотча, заставляя дышать через нос. Каждая клеточка тела кричала от невероятной боли. Он чувствовал будто попал под каток и полностью раздавлен. Бросало то в жар, то в холод. Ссадины на коже от пыток воспалились и горели, причиняя боль, в то время как леденящий холод терзал от мелкой дрожи до безостановочной лихорадки.
Внезапная вспышка в голове заставила Франка сконцентрироваться. Нужно было сосредоточится на маленьком осколке от стенной плитки, зажатой в правом кулаке. Хорошо бы выдвинуть его между большим и указательным пальцами. Скованные запястья ныли, была нарушена циркуляция и приток крови к рукам. Руки затекли. Тем не менее, медленно, сантиметр за сантиметром, кусок плитки продвигался в сжатом кулаке и, наконец, появился между пальцами. Держа его, как можно крепче, он начал перерезать путы, сковывающие запястья.
Он понимал, что теперь жизнь зависит от этого маленького кусочка фаянса, иначе его будут пытать бесконечно. Ужасный ритуал всё время повторялся одинаково. Сначала его мучали струёй воды из брандспойта, пока он не терял сознание. Затем бросали на пол в камеру без отопления. Позже приходил здоровый парень, развязывал его, заставлял есть и пить, водил в туалет, так что жизнь опять продолжалась в течении нескольких часов. А после, когда он уже переваривал пищу, приходил другой, чтобы забрать для продолжения пыток пожарным шлангом.
Франк понимал, что превращается в зомби, для которого существовал только этот адский ритуал, чему его подвергали каждый день. Можно было сойти с ума. Однако чувство мести разъедало сознание. Несмотря на холод и страдания, он вновь принимался подрезать липкие полоски, обездвиживающие его запястья. Онемевшие пальцы не слушались, но он продолжал неуклюжие движения взад и вперёд кусочком фаянса, забывая о страданиях и страхе. Страх, загнездившийся в мозгу, теперь скользил от кончиков пальцев к животу, пытаясь парализовать всё тело.
Вдруг почувствовав надрыв в путах, он яростно ускорил движения и понял, что сковывающие узы вот-вот ослабнут. Рванув руками изо всех сил, он прорвал путы в одном месте. Запястья больше не прилипали друг к другу, между ними появился зазор. С яростью в сердце, шаг за шагом он избавлялся от пластиковых липких пут, помогая себе маленьким кусочком отколотой плитки. Наконец узы разорвались, давая свободу рукам.
Он упал на левый бок, голова сильно ударилась о пол. Пытаясь отдышаться, так как сердце билось в груди, как птица в клетке, он интенсивно потёр запястья, чтобы восстановить кровообращение. Но холод по-прежнему сковывал всё тело. Он боялся закоченеть. Теперь осталось разорвать путы на лодыжках. Сев на пол, он принялся освобождать свои ноги. Слабый свет, исходящий от единственной лампочки, освещал белое обнажённое тело человека, пытающегося разорвать путы на ногах. Через какое-то время ноги тоже были свободны. Только тогда он рванул широкую липкую ленту, залепившую рот. Он почувствовал, будто мелкие частицы кожи оторвались от его губ и лица.
Мозг посылал яростный приказ согреться, чтобы вернуть физическую активность и немного восстановить свои силы. Неуклюже встав на ноги, он начал двигаться на месте. Его мышцы, парализованные долгой неподвижностью и холодом, казалось задеревенели. Он двигался медленно, разгоняя кровь и ощущая, как она течёт по его венам. Наконец ощутив слабый прилив тепла, он немного ускорился, чтобы вернуть эластичность телу.
Комната заточения с цементными стенами и почерневшими пятнами крови на полу была абсолютно пуста. Ни мебели, ни других признаков жилья. Он немного размял одеревеневшие мышцы, имитируя бег в этой импровизированной тюрьме. Невозможно было без содрогания смотреть на тело, изуродованное многочисленными ранами, ссадинами и кровоподтёками. Для того, чтобы выбраться из этого ада, ему придётся либо победить, либо умереть. Нужно было собраться с силами, стать частью самого себя для борьбы, что его ожидала. Эффект неожиданности сыграл бы на руку. Дыхание стало нормальным, а тепло мало-помалу возвращалось короткими приливами. Осталось дождаться визита охранников.
Франк решил бороться до конца. Ничто не заставило бы его вернуться под струю брандспойта. Между двумя как-бы пробежками по камере, он остановился в углу возле двери и стал ждать, пытаясь, как мог, бороться с холодом. Сердце бешено билось, его трясло мелкой дрожью. Можно было подумать, что у него болезнь Паркинсона, так как всё тело неконтролируемо дрожало. В тишине комнаты слышно было, как стучат зубы. Челюсть болела, руки и ноги одеревенели, почки отбиты. Сплошная пытка и страдание. Так стоя в углу комнаты, он мучительно с острой болью пытался помочиться. Мочевой пузырь выпустил всего несколько капель мочи.
Это было ужасное ощущение, когда каждую пору твоего тела пронизывал холод. И не было одежды, чтобы хоть как-то согреться в этой ледяной тюремной камере. Но мало-помалу мозги оттаивали и начинали соображать.
Как в кошмарном сне, он вспомнил, как вышел из такси на авеню дю Мэн в Париже, сделав всего несколько шагов по тротуару. Как вдруг двое парней застали его врасплох, схватив за руки и нокаутировав, бросили в машину, припаркованную на пересечении улиц Буси и Грегуар де Тур. Он вспомнил, как ему сделали укол, и он провалился в темноту.
– Меня накачали наркотиками, – подумал он.
Очнулся Франк в богом забытом месте, где его подвергали регулярно повторяющемся пыткам. Он предполагал, что это реванш Царицы, женщины месть, которой равноценна смерти, самой ужасной смерти с длительной агонией.
Она была замешана в махинациях по финансированию некой политической партии. Нужно было убрать её. Ему почти удалось сбросить её тело в воды Луары. Но чудом ей удалось выбраться, и теперь именно она отчаянно жаждала мести. Он не был знаком с ней близко, но слышал, что в криминальном мире бизнеса и мафии, её связи огромны. Женщине, которая чувствует себя как рыба в воде в мире денег без правил и закона, ничего не стоит сделать из него мишень. Франк сплюнул кровью на холодный цементный пол.
В коридоре послышался звук тяжёлых приближающихся шагов. Они откликались в голове будто звон церковного колокола. Франк встал, почувствовал напряжение мышц и, затаив дыхание, притаился рядом с дверью. Металлический лязг поворачивающегося ключа был настолько противным, что причинял ему зубную боль. Казалось, это мгновение длилось вечно.
– Сколько их здесь? – подумал он, дрожа всем телом.
Наконец скрип прекратился, и дверь открылась. В проёме появился мужчина с подносом в руках. Наполненный стакан виски и тарелка макарон. Достаточно, чтобы протянуть ещё один день. Охранник явно не ожидал, что его собьют с ног и повалят на цементный пол. Поднос с грохотом упал, а стакан превратился в осколки. Пока парень соображал, Франк запрыгнул на него, схватив руками шею, а коленом прижал нижнюю часть тела.