Страница 4 из 71
На утро глянули бродяги, а никакой аномалии у того подвала и не осталось. Не знали тогда еще, что каждая аномалия свой заряд имеет. И у этой всего три сработки оказалось.
- Здоров ты трепать, Чуня, – сказал Комар. – Что ж это за Выброс был, если аномалии прямо в лагере появились? Я здесь не первый месяц, под всякие попадал. Один раз так грохотало, что думали, стенки не выдержат и похоронит нас прямо тут. Так и то после него первую «Плешь» метрах в трёхстах встретили к востоку от Креста, что Пахом на околице поставил.. За мостиком через Макаву. А что бы здесь… Врешь ты, Чуня, как дышишь. Ладно, давайте на выход. Кончился Выброс. Завтра на дело пойдем.
И впрямь шум снаружи стих.
- Да как бы не сегодня, - пробормотал Жора. Снимая с меня наручник. – Давно ничего стоящего не приносили. А на Южном, говорят неделю назад аж три грозди «Железного винограда» приволокли.
- Кто говорит-то? – спросил Комар насмешливо.
- Чака трепался, - ответил Жора. – Мол, Дятлов обещался в половину рацион урезать, если в ближайшее время ему чего-нибудь стоящее не приволочем.
- Чака – он знает, - то ли снасмешничал, то ли серьезно сказал Комар. – Но на ночь глядя, да сразу после Выброса… И так потери выше крыши.
Он подошел к двери, запиравшей подвал, и со скрипом отпер ее. Мы по очереди вышли. Смеркалось. От земли поднимался то ли дым, то ли туман. В Воздухе пахло озоном и какой-то дрянной химией.
- Сходи в кашеварню. Там тебя покормят. Потом приходи и спать ложись. Выходим чуть рассветет, - сказал мне Комар. – Все, что тебе нужно знать, узнаешь завтра. Вопросы?
Я отрицательно покачал головой.
- Да, иди, ужинай, - подал голос Жора. – Спать ляжешь у дверей. На раскладушке.
Ужин был сытный: макароны с тушёнкой, чая от пуза и шмат хлеба с ладонь. Макароны и чай я употребил, а хлеб припрятал. Запас карман не тянет.
Пришел в хату, растянулся на раскладушке… Думал после стольких событий сразу не засну. Да и обдумать нужно было много чего. Но только голова моя коснулась подушки, я отключился, как перегоревшая лампочка; Хлоп – и темнота.
И приснилось мне, мое недалёкое прошлое. Как шел я по улице Ленина своего родного города, а навстречу мне сынок генерального директора «Нефтесбыта». Он в тот день в Джеймса Бонда играл: на ходу своего «Гелиента» из травмата по всем встречным-поперечным палил. С управлением не справился и в остановку со всей дури въехал. Крики. Визги. Народ разбегается.
Я обычно ни во что такое не вмешиваюсь. И здесь бы прошёл мимо, как и большинство прохожих. Но от такого беспредела как-то растерялся. А тварь эта, когда из машины своей выползла, стала в мамашу молоденькую целиться. У той на руках грудничок надрывается. Проснулся, наверное, от такого шума. Перепугался. Ну, и переклинило меня. Ствол отобрал и им же по харе уроду этому и зарядил. Раз пять. Мужики оттащили.
Ну, у меня, слава Богу, ума хватило ментов не дожидаться. Правда помогло мне это мало. Установили мою личность за два дня. А когда на третий день взяли, то оказалось, что это не сынок генерального, а я на машине со стволом наголо гонял, не он, а я стрелял по прохожим и покалечил людей на остановке.
А еще чуть позже понял я, что искали меня со всей тщательностью совсем не для того, что бы осудить по всей строгости, так сказать, закона, а лишь для выдачи моей живой еще тушки возмущенному родителю. Я, видишь ты, оказывается, гниде этой челюсть в двух местах сломал.
Передали меня с рук на руки четырем «быкам», им бы ещё по кольцу в нос, и поехали мы к генеральному на дачу. Как понял я из их немногословного рассказа, казнь меня ждала долгая и лютая. Дабы впредь и другим неповадно было.
Спасти меня могло только чудо. И чудо это явилось в виде КАМАЗа на перекрестке у железнодорожного переезда. Как я там Богу душу не отдал – до сих пор не пойму. Водитель, «быки» – все в кашу, мужик из "КАМАЗа через лобовое стекло вылетел. А я – живой. Это потом оказалось, что и руку сломал и на ребре трещина, и сотрясение. А тогда на чистом адреналине до насыпи добежал и в вагон товарняка, тот – ещё одно чудо! – как раз проходил, на ходу забрался и там только сознание потерял. Двое суток ехал на восток. Очнусь: Где я? Потом услышу: колёса стучат, вагон покачивается, успокоюсь и снова в забытьё. Обнаружили меня аж за Уралом. В больницу поместили. Я оттуда через неделю сбежал. Одежду у соседа по палате украл и сбежал. Прямо загривком почуял, что еще немного и найдут меня. А в том, что ищут – не сомневался. Опять товарняк, теперь уже на юг. Прибился к бомжам на городской свалке районного центра. Но там долго не продержался. Законы волчьи. А у меня рука неправильно срослась и ребра болели – ни кашлянуть, ни чихнуть. Какой из меня боец. Подрабатывал на привокзальном рынке. Бывало и побирался. Воровал. Один раз попался, и это не прибавило мне здоровья. Так еще полгода перекантовался. Зарос, пообносился – родная мать не узнает. Вот только пить беспробудно, как другие бомжи, не мог. Не лезло.
Местный опер как-то поймал меня на базаре
- Иди, - говорит. – сюда, Немой. Тема есть.
Немой – это кличка у меня такая. Я и до неприятностей особо говоруном не слыл. А уж как попал в переплёт, так и вовсе замолчал. Что не скажешь, о том не узнают. Говорил редко и, по возможности, односложно. Сначала трудно приходилось, потом привык.