Страница 42 из 203
Отправив, ложу телефон обратно и аккуратно беру лист. На нём огнём выведены слова, тем не менее, не сжигают его.
«Смотри на пламя и оно сожжёт тебя медленно,
Приручи дьявола и будет он вести себя надменно.
Наслаждайся тихим ветром с синего моря,
И скорбь вечная настигнет тебя очень скоро.
В пустоту свою душу отпусти,
Тебя ничто не сможет спасти.
Мой же клинок, сверкающей тенью,
Без боли придаст тебя забвенью...»
— И не скажешь, что у нашего лесного демона отсутствует чувство юмора, — хмыкает Иширо над ухом. — Давай, а то обожжёшься.
Он забирает лист, однако тот сморщивается и превращается в пепел. Поморщившись и оглядев мои руки, Хаттори поворачивается к стоящему за нашими спинами юноше.
— О, Тогирама! Какая встреча.
— Так ты за ней присматриваешь, — безразлично отмечает Аоки. — Тот грубиян тоже с тобой?
— Не совсем, — неопределённо улыбается Иширо. — Значит так. Вы, ребята, ничего не видели, ясно?
Посмотрев на сотрудника службы безопасности и увидев его недоброе настроение, я переобуваюсь и иду домой.
Меня не волнует... что-то вроде этого. Но всё же, что творится вокруг, чего я не вижу? Или не желаю видеть. Могу ли я уже считаться частью его мира? Мне не сбежать, город уже накрыл меня своей безжалостной тенью.
Иширо догоняет меня, вспомнив, что должен провожать. Но всю дорогу молчит, о чём-то размышляя. Дойдя до дома без каких-либо последствий, поднимаю руку на прощанье. Однако Иширо останавливает меня.
— Прости, в поездке тебя сопровождать не станут, — пожимает плечами сотрудник службы безопасности. — Начальство поручило мне слежку... Не важно. В общем, так как Рейджи нет, поедешь одна. Не думаю, что на тебя нападут, особенно после нашего вмешательства. Да и, думаю, более нет смысла приглядывать за тобой и постоянно напоминать о случившемся... Только, не смотря на их заверения, всё равно будь осторожна.
Он настолько близко к сердцу принимает мою защиту...
Смутившись от такой заботы со стороны чужого человека, лишь киваю. Парень на самом деле более ответственный и серьёзный, нежели его напарник. Не могу понять, как они уживаются вместе.
Значит, неделя подходит к концу. Наконец-то.
Мотнув головой, отмечаю, что Хаттори молчит, теребя край куртки. Без напарника ему должно быть одиноко. Склонившись над блокнотом, быстро вывожу вопрос:
«Хорошо. Ты почему поникший такой?»
Прочитав, парень грустнеет ещё сильнее и отводит взгляд.
— Получил выговор за напарника...
Должно быть он постоянно их получает. Но я пытаюсь подбодрить человека, приглядывающего за мной. На что он отвечает:
— Просто... Он может не вернуться, если не захочет. И я не знаю, где его искать... так что... А, ладно, не переживай. Мне пора, увидимся через три дня.
Махнув рукой, Иширо уходит.
А сказал, что больше не будет присматривать... Неужели моему желанию никогда не сбыться?
Поднявшись на свой этаж, открываю дверь и слышу возню из кухни, а затем и голос:
— С возвращением, сестра! Обедать будешь?
Удивлённо замерев, боюсь даже пошевелиться.
Нет... Сецуна бы никогда так дружелюбно не... Сейчас она увидит меня и всё станет как раньше.
Заглянув на кухню и уловив запах выпечки, неуверенно ложу записку на край стола и скрываюсь в комнате. Развязав галстук, подхожу к столу, на котором вчера оставила вещи Докуро. От воспоминаний в груди что-то рвётся. Поднеся руку к сердцу, прислушиваюсь к пульсу. Медленно. Выдохнув, сажусь в кресло и закладываю руки за голову.
Уже завтра состоится поездка на море. Учитель попросила о помощи, но сама организовывает поездку... Подожди-ка... То есть мы тоже на море поедем? Почему столько трудностей встречается именно на моём пути? Или путь... просто не для меня...
Написав в блокноте о том, что собираюсь на море, я вхожу в кухню и тяну сестру за рукав.
— И что такого в поездке на море? — не понимает она.
Конечно, ничего о предчувствии и говорить не стоит. Не верит Сецуна в такие вещи, которые нельзя объяснить. Уставившись на злую девушку, пытаюсь понять, что с ней не так. Она терпеть не может всё синего цвета, чем бы это не являлось.
— Что? — вздёргивает бровь Сецуна. — Если не можешь отказаться, то нечего мне надоедать. Я ничего не смогу сделать. Садись есть.