Страница 49 из 54
Осколки танцуют как вихрь осенних листьев от порыва ветра. И они приближаются, заменяя тёмную пустоту.
— Кристина, ну-ка иди сюда! Почему у тебя беспорядок на голове? Просто кошмар!
Картинка смазана. На кровати полусидит женщина, лица которой почти не видно. Её голос тих, но женщина старается говорить громче.
— Дагмара сказала, что не станет заплетать мне косы, — разве ребенок может так отвечать? Безэмоционально, лишь сухо повторяя факты…
Девочка стоит неподвижно, будто её ничего не волнует. Перед собой в ладонях она держит несколько цветных резинок для волос.
— Сколько раз тебе повторять! Не «Дагмара», а «бабушка»! — тяжелый вздох и вымученная улыбка. Казалось, совсем недавно мне довелось видеть такую улыбку.
— Хорошо.
— Я сделаю тебе прическу сама. Повернись.
Женщина взяла с тумбочки расческу, усадила дочь на край кровати и начала медленно плавными движениями расчесывать ей волосы. Девочка сидела послушно, ни разу не дернувшись, даже когда расческа продиралась сквозь сильно спутанные пряди. Внезапно женщина опустила руки и задумалась.
— А знаешь, мне кажется, два хвостика тебе пойдут больше, чем две косички, — она легко погладила дочь по голове, стараясь, чтобы рука не дрожала, а потом начала разбирать волосы на прямой пробор. — Ты будешь очень, очень красивой…
Девочка выглядела так, будто она о чем-то мучительно размышляет. Изображение стало отдаляться, но на его место пришло другое.
Небольшая группа людей стоит перед только что зарытой могилой. Люди кутаются в пальто от пронизывающего осеннего ветра. Среди них уже знакомая девочка, только с неряшливыми хвостиками и черными лентами на них. Девочка не плачет, просто стоит и смотрит пустыми глазами на могилу.
Люди расходятся, серыми тенями, произнося слова соболезнования в очередной раз. И эти слова не имеют никакого значения.
— Пойдем, — рука с пигментными пятнами, принадлежащая мужчине в возрасте, обхватывает маленькую ручку и тянет ребенка за собой. Девочка остается на месте.
– Я сказал, пойдем!
Губы болезненно дернулись на детском лице.
— Н… Нет! — чуть пискнул голос.
— Нет? — мужчина наклонился. Очень высокий, подтянутый, не производящий ощущение беззащитного старика, с абсолютно белыми короткими волосами и аккуратной бородой. Он имел довольно властный и рассерженный вид.
Слабый неуверенный ответный кивок. Мужчина взял руки ребенка в свои и крепко сжал, от чего девочка вздрогнула.
— Ты немедленно пойдешь домой, иначе, поверь мне, я заставлю тебя пожалеть о твоем упрямстве! — и он потянул её за собой, уводя прочь с кладбища.
Рядом с нанятым на день похорон, довольно старым на вид, черным автомобилем их ждет невысокая пожилая женщина. Её лицо выглядит осунувшимся, глубокие морщины пересекают лоб, залегают между бровями, губы кажутся настороженно сжатыми. Пышные седые волосы коротко подстрижены и лежат аккуратно – локон к локону. Резкий, строгий взгляд придирчивых серых глаз тут же обращается на девочку. Однако за этим последовало некоторое смягчение.
Мужчина остановился и заговорил:
— Нужно будет связаться с Китаянкой. Ты понимаешь, о ком я говорю?
Женщина опускает глаза, кивает и направляется к девочке.
Снова смена картинки. На этот раз на улице зима. Девочка бежит к скверу, а потом, заслышав чье-то пение, следует за голосом и набредает на свою сверстницу, которая увлеченно пытается вылепить снеговика и жизнерадостно напевает себе под нос попурри из рождественских песен. Девочка кажется весёлой и беззаботной. У неё длинные светлые волосы, а на голову одеты забавные пушистые наушники. Почувствовав, что на неё кто-то смотрит, девочка оборачивается. Вмешавшаяся в её занятие незнакомка почему-то не вызывает приветственных чувств, скорее напротив — та выглядит мрачной. Маленькая скульпторша с «фи» возвращается к своему занятию.
— А… а можно я тоже с тобой полеплю снеговика? — неожиданно смело спросила мрачная девочка, хотя в голосе чувствовалась робость. — Мы же вроде соседи…
— Ещё чего! — тут же «отбрила» её блондинка.
На недоуменный вопрос «Почему?» ответ был — «Потому, что ты мне не нравишься!» Но в конечном итоге соседка подумала и окликнула уже уходящую «буку». Теперь они вместе лепили, морозя руки (без варежек лепится всегда лучше), своё творение.
— Тебя Линдой зовут? — «бука» решила, что долго молчать невежливо и неудобно.
— Да, а тебя каким-то дурацким именем — «Кристианна», «Кристанина» — не помню, короче.
— Ты ошибаешься, — замялась девочка, — Кристина, просто Кристина…
Постепенно они нашли нечто вроде общего языка, довольно мило обмениваясь различными репликами. Процесс создания у снеговика лица с помощью палочек и их мелких обломков вышел уморительным.
Вдалеке показалась группа подростков. Они подначивали друг дружку, толкались и всячески стремились выяснить, кто круче в их «банде». Самый тощий и длинный из них, явно претендующий на главенствующую роль, заметил девочек. Подросток остановился, а потом на его лице заиграла гаденькая ухмылочка. Вот как он докажет всем, что круче! У них-то кишка тонка будет даже напугать этих детишек!
— Эй, мелкота девчачья! — заорал парень. Бояться ему было нечего, так как к его радости поблизости не наблюдалось ни патрульных машин, ни просто взрослых.
— Да на фига они тебе сдались? — воскликнул его приятель, шедший к ближе всего.
— Белобрысая вроде из семейки побогаче будет, может деньжат стрясем, — заявил тот, переходя на быстрый шаг.
— Это Форест-Хиллс-Гарденз(1), тут все сплошь с деньгами, да евреи! Или и то и другое, - гнусно заметил кто-то третий.
— Я, походу, понял, кто вторая. У неё мать коньки отбросила несколько месяцев назад, — вспомнил ещё один из подростков, шедший позади с последним, пятым, из друзей.
— Супер! Самое оно! — возможность довести кого-то до слез еще больше будет способствовать крутизне, по мнению заводилы.
На лице Линды появился гримаса ужаса и отвращения при приближении пяти мальчишек гораздо старше неё. Она тут же бросилась бежать, но дорогу преградил самый ретивый из компании. В этот момент вторая девочка подняла с земли увесистую палку, которая должна была стать для снеговика метлой и запустила её в главного обидчика. Переворачиваясь в воздухе, палка пролетела рядом с его плечом, так и не задев. Сначала выражение лица парня сменилось на изумленно-удивленное, а потом стало бешеным.
— Сейчас ты у меня получишь, маленькая сучка! — он напрочь забыл про Линду, чем она не преминула воспользоваться, чтобы дать деру, оглашая окрестности криком, переходящим в редкие всхлипы. Подростки начали испуганно переглядываться, думая, как скорее свалить, пока кто-то не примчался на крик. Все, кроме одного.
Самопровозглашенный главарь уже готовился броситься на оставшуюся девчонку, но был огорошен чем-то в темечко. Он изрядно пошатнулся и упал на одно колено. Рядом в снег воткнулась та самая палка. Откуда она появилась — никто заметить не успел, слишком быстро все произошло. Словно чертов вернувшийся бумеранг. Девчонки тем временем и след простыл.
Запыхавшись, она добежала до своей улицы и остановилась, чтобы отдышаться. Девочка с опаской оглянулась — сзади никто не догонял. Это помогло хоть чуть-чуть успокоиться, но сердце все равно бешено колотилось в груди. Впереди по тротуару, спотыкаясь, шла уставшая и запыхавшаяся Линда с растрепанными волосами. Та попыталась её окликнуть и снова перешла на бег.
— Отстань, ненормальная! — заорала соседка в ответ и бросилась бежать, снова поднимая рев.
Когда Кристина вошла в дом своих родственников, первым, что произошло, как только за ней закрылась дверь, была пощечина от деда. Рука тут же потянулась к пострадавшей щеке, а девочка сжалась, и стала отступать назад, пока не наткнулась спиной на дверь.
— Ты хоть представляешь, во что ввязалась? — горящими от злости глазами дед смотрел на неё. — Спарксы уже вызвали полицию! И минуту назад звонили сюда, что, в некоторой степени, ещё хуже! Меня совершенно раздражают эти людишки…
— Прости, дедушка, — прошептала девочка, с опаской смотря на него.
— Немедленно выкладывай всё с самого начала!
Сбивчиво, запинающимся голосом под давлением деда, она рассказала про все: и про то, что хотела поиграть с Линдой, когда увидела ее в парке, и про снеговика (в этот момент ее перебили с требованием «не пороть ненужной чуши»), и про парней. Ничего не утаивая, девочка рассказала и про чудеса с палкой. На вопрос, почему она вообще схватилась за эту палку, та только пожала плечами, а потом добавила, что сама не поняла, как все произошло. Последние слова рассердили родственника, и он снова занес руку.
— Нет, Арман, не надо! — на локте мужчины повисла всё та же женщина с короткими белыми локонами, до этого слушавшая разговор из кухни. — В каком-то смысле, она наша внучка… Александра всегда относилась к ней, как к дочери.
Её муж на миг застыл. Глаза мужчины округлились от неожиданности, а потом в одночасье будто стали пустыми.
— Ты права, но я никогда не смогу заставить себя относиться к ней по-другому, — мужчина опустил руку, а девочка продолжала стоять сжавшись. — Для меня она всегда будет, прежде всего, причиной смерти нашей дочери…
Женщина всхлипнула.
— Можно я тебя коё о чем попрошу, Дагмара? — Арман приобнял её за плечи, она кивнула. — С минуты на минуту здесь будет полиция… Я не хочу, чтобы ты плакала при них…
Дагмара вытерла набежавшие слёзы и кивнула.
— Теперь с тобой, Кристанна, — от голоса деда внучка вздрогнула. — Когда офицеры полиции будут задавать тебе вопросы, ты на все будешь отвечать им, что перепугалась и лиц нападавших совсем не помнишь. Линда убежала, а тебе удалось вырваться самой, как — ты не помнишь, да, ты запустила палкой в парня, но это было один раз! Никакой «палочной» магии! Поняла меня?
Конечно же, она поняла. «Аргументы» были слишком весомые. Круто развернувшись, Арман направился к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Он планировал переодеться перед приходом полицейских, чтобы не предстать перед ними в теплой байковой пижаме и одетом прямо на неё халате. Появляться перед кем-то в домашнем виде было ему не по нутру. Глава семейства остановился и неожиданно вцепился в перила.
— Дагмара, — произнес он. Женщина тем временем помогала девочке снять верхнюю одежду и не очень искренне, но старалась утешить. Услышав своё имя, она оглянулась через плечо, — её нужно будет отправить к Китаянке.
— Кристанна, иди на кухню. Я испекла шарлотку, перекуси если хочешь, — женщина идеально копировала ласковый тон голоса. Девочка убежала.
— Да ты, как я погляжу, решил отдать её Китаянке? — зло уставившись на спину мужа, заявила Дагмара. Для неё подобное отношение к живому существу, как две капли воды похожему на ее дочь, было оскорблением.
— Пусть хорошенько поэкспериментирует с её памятью, сознанием и с ней самой… Пусть учит её, чему хочет, лишь бы больше не возникало такой проблемы, как сегодня. До тех пор, пока она не может себя защитить, это будет делать перешедшее в неё могущество. Сама видишь, что из этого выходит… — после продолжительного монолога старик закашлялся.
— Я все понимаю, но ЭТО…
— Успокойся! — Отрезал Арман, поворачиваясь к жене. — Мы отдадим её на год или два… может, чуть больше. Когда Лоу с ней закончит, в памяти не останется никакой опасной информации. Если ты так хочешь, она даже не будет помнить, что жила не с нами эти годы… Да перестань ты на меня так смотреть! — возмутился он, чувствуя исходящее от женщины неприкрытое презрение, и после очередного приступа натужного кашля продолжил со скрежетом в горле: — Если нравится, считай, что мне нет оправдания, но видеть этого ребенка я не могу…
Склонив голову, женщина стояла что-то обдумывая.
— Мы ещё можем согласиться на предложение Ван Райана! — вскинув голову, выпалила она.
В ответ Арман рассмеялся совершенно ненормальным хохотом.
— Согласиться? На предложение Ван Райана? Ты, должно быть, шутишь? — на миг он замолчал. — Посмотри на нас — мы с тобой всего лишь две старые развалины! Единственное, что его может заинтересовать… — звук пропадает, видно лишь как шевелятся губы мужчины, а потом возвращается вновь. — У него своя игра, а я не хочу иметь с ней ничего общего!
— А Барбара? Мы всегда можем обратиться к ней!
— Нет. Не сейчас. Пока она всего лишь рядовой член Комитета. Её помощь может бросить тень на всё, что она пытается сделать…
Воспоминание снова отдаляется. За него хочется ухватиться, но виденье сигаретным дымом постепенно ускользает, и не успеваешь опомниться, как появляется ещё одно. Оно будет последним. Город. Нью-Йорк. Он сияет в лучах солнца. Тогда для девочки, которую звали Кристанной, этот город казался чем-то совершенно невероятным.
По тротуару идут двое: изящная женщина, больше похожая на маленькую, тонкой работы восточную статуэтку, укутанную в черное пальто, а сзади за ней пытается поспевать девочка. Вдруг ребенок слышит музыку и останавливается. Её голова поворачивается, а взгляд смотрит на здание на противоположной стороне дороги. Множество разных мелодий слабо доносятся оттуда. Она не может сдвинуться с места.
— Что такое? — женщине приходится вернуться на несколько шагов назад.
Никакого ответа. Девочка смотрит на здание.
— Хочешь зайти туда? — спокойно и по-своему певуче спрашивает женщина. Акцент практически отсутствует, но всё ещё сохранилась особая тональность речи.
Ребенок прерывисто кивает, так и не подняв на неё взгляда. Наставница улыбается и протягивает руку. И вот они уже вместе входят в темный коридор. Им навстречу со своего места поднимается администратор. Женщина отпускает руку девочки и останавливается, чтобы поговорить со служащей. Проходит минута, и по каким-то причинам их пропускают. Они идут мимо закрытых дверей, из-за которых доносится музыка — откуда-то аккомпанемент пианино, откуда-то фонограммы, и, наконец, перед ними появляется открытая дверь.
После мягкой полутьмы коридора, свет в зале с окнами на всю стену заставлял зажмуриться, но когда глаза привыкали, можно было увидеть, как в центре зала танцует девушка. Хотя вскоре стало ясно, что девушка не на много старше той, кто сейчас с таким восторгом наблюдает за ней. Танец завораживал, и маленькая случайная гостья могла лишь неотрывно смотреть. Она уже знала, что до сих пор не видела ничего хотя бы вполовину столь прекрасного, как движения рождаемые телом неизвестной танцовщицы. Словно танцевала много пережившая и прочувствовавшая женщина, но никак не девочка.
Видение длилось недолго. В дверном проеме появилась женщина со следами увядания на лице. Она держала в руке трость с набалдашником в форме шара. И было в её чертах что-то отталкивающие: наверно, чрезмерная гордость за былые заслуги. Она строго раскритиковала пришедших за то, что помешали занятиям своим вторжением в её класс.
Старшая из двух посетительниц быстро нашлась и спросила, где они могут найти директора. Женщина фыркнула и махнула рукой в сторону коридора, после чего закрыла перед ними дверь. Однако в тот день они так и не пошли к директору. Это случилось уже гораздо позже, но именно тогда зародилось отчаянное желание однажды вернуться в эти стены. Мое желание… И танцевавшая ученица… её лицо было засвечено, как на фотографии, но теперь я точно знаю, ведь это была ты, Джен?
Но чьи это воспоминания? Лишь последнее из них было мне знакомо. Чьи они? Клочки памяти, точно части мозаики, все сильнее кружащиеся вокруг. Их так много. Внутри каждого кусочка двигались и говорили люди, что-то происходило. Но большую часть их я не помнила. А потом они начали медленно сливаться воедино, образовывая огромные тяжелые капли. С каждым мгновением эти капли разрастались всё больше, продолжая объединяться между собой и затапливать пространство…
Какое странное ощущение… словно я на дне глубокого озера… лежу и безмятежно смотрю на движущиеся где-то далеко наверху блики солнца. Эти блики. Они манят меня. Зачарованно покачиваясь в водной толще, я понимаю, что мало-помалу начинаю подниматься со дна.
Тепло. Такое же тепло, как у Джен. Оно укутывает меня и влечет за собой. Прочь из глубины к солнцу. Мама, мамочка… Наверное, так эгоистично хотеть чувствовать это тепло постоянно? Но сейчас я хотела, чтоб это не кончалось. Нарастающее ощущение, как от прикосновения рук, будто кто-то мягко гладит тебя по голове. Совсем как в детстве.
Я стою на поверхности воды, вижу под собой чистую гладь, а передо мной в колыхающихся, точно от течения, белых одеждах стоит женщина. Каштановые волосы колеблются подобно одежде. Смотреть на неё, все равно, что на собственное отражение в зеркале, только выглядит оно старше, статной. Казалось, протянешь руку и наткнешься на твердое стекло.
— Ма..? — воскликнула я от первого шока, а потом рассудила шепотом: — Значит, все-таки померла…
Она чуть улыбнулась.
— Ещё не совсем.
Сначала пришли паника и непонимание, но я справедливо решила, что лучше их не показывать. Слова матери вызывали стойкое недоумение.
— То ли смерть меня тупицей сделала, то ли я ей была и при жизни? Объясни по-человечески…
Мама вздохнула и покачала головой.
— Ну что за ребенок? — она сделала выразительную паузу. — Разве ты не понимаешь, что находишься тут неспроста?
По крайней мере, это я понимала, но на том мои догадки и кончались. В своем сознании я уже свыклась с мыслью, что мертва.
— Если тебе нравится говорить загадками — почитай «Код Да Винчи»! — ой, это ж надо было такое призраку ляпнуть. Так или иначе, она является чем-то подобным. Хотя мои слова её никоим образом не обидели.
— Прости меня, я в растерянности, вот и несу всякую чушь, — посетовала я.
Она снова тяжело вздохнула.
— Ты здесь потому, что мы хотим предложить тебе сделку…
— Сделку? — недавно мне уже предлагали одну сделку трое господ и одна леди, но предложение мне не понравилась. — Мы?
Я не почувствовала, как мама оказалась у меня за спиной и прошептала мне на ухо:
— Твой поступок не остался незамеченным там, наверху…
— Наверху? — машинально переспросила я, и, не дождавшись ответа, тихо произнесла. — Но я даже никогда не верила в Бога достаточно сильно…
— Если кто-то не верит в Бога, это не значит, что Бог не верит в него, — видя мое смятение, мама положила руку мне на плечо. — Мы пришли вам на помощь, через тебя, через твое тело. Так может быть и впредь. Не часто демоны переходят на сторону Света, становятся открытыми для деяний его, но такое все же бывает...
— Но я... я совершила столько грехов, — логика никак не позволяла верить сказанному. — Я богохульствовала, очень-очень много сквернословила, эм… прелюбодействовала…
— Достаточно, — остановила меня она — Если ты сейчас начнешь перечислять все свои прегрешения, то мы, дай Бог, через неделю закончим наш разговор…
Я окончательно запуталась. Все сказанное звучало для меня не иначе, как абсурд.
— Если ты согласишься, то сможешь вернуться назад, на Землю.
Жар сомнения охватил меня. Это такая шутка? Если бы я могла чувствовать, как бьется моё сердце, то оно, наверняка, резко заколотилось в груди. Нельзя же вот так запросто кидаться такими предложениями… Но на что можно пойти ради этого? На все, что угодно.
— Расскажи мне всё. Хочу знать, что произойдет, если я соглашусь.
И вновь она стоит передо мной, хотя термин «стоит» тут явно не подходит. Она свободно передвигалась в этом пространстве, паря над водой. От этого по сероватой глади иногда разбегались тёмные круги.
— Сила демона в твоём теле вновь будет частично изолирована. Другую её часть мы изменим. Ты станешь нашим посланником, — её сияющая улыбка ослепляла. — Все, что от тебя требуется — это жить, нести в себе силу и использовать её справедливо и с умом. На тебе лежит лишь один запрет — не проливать невинной крови.
Мысли разбегаются. Звучит идеально, но именно такая идеальность всегда заставляет искать подвох. Я слишком мало знаю и могу отказаться, но не хочу, даже если придется об этом пожалеть.
— Конечно, я хочу вернуться, хочу больше всего на свете и… готова служить вам сколько потребуется, — эта сделка достойна своей цены.
Руки матери потянулись к воде. Белые одежды разлетелись в стороны, когда она присела и зачерпнула пригоршню. Встав, мама с блаженным выражением лица раскрыла ладони надо мной. Капли оросили меня.
— Вот и все, — произнесла она, становясь далеким миражом. — Миры снова открыты перед тобой. Иди, и да прибудет с тобой Сила… Тьфу, что это такое я несу?
Не уверена, что расслышала все правильно, но не успела я задуматься на эту тему, как тут же сполна ощутила тяжесть, тянущую меня вниз. Было страшно, гораздо страшнее, чем здесь, в этом месте. Перед глазами быстро-быстро замелькали совсем уж неразличимые видения, сменившиеся темнотой с пляшущими красно-желтыми узорами. Сколько длилось падение — да, именно так мне показалось — я не знала, но страх и отторжение не покидали меня ни на секунду. Что бы ни случилось, всё будет хорошо. Ведь я не мертва. Я не мертва…