Страница 12 из 119
Я сползла по стене на траву, закусила кулак. Рыдания душили. Обида рвалась наружу. Хотелось выскочить, посмотреть этим судачницам в глаза, отстоять себя. Напомнить, что все эти два месяца с нами под одной крышей была тетушка, и уж если они не верят мне – пусть не побояться спросить у нее, было ли между мной и Ольгердом что-то предосудительное! Конечно, если у них хватит смелости! Но слова так и остались у меня в голове. Унимая рыдания, я помчалась прочь той же дорогой, что пришла к конюшне.
- Какой ужас! – неслось мне вслед голосом «Смотровой башни». - И вы после этого еще называете ее девицей?
Я неслась, не разбирая дороги. Лицо трепал ветер, щеки жгло слезами. Чудом я не упала – несколько раз натыкалась на кусты и с трудом удержалась на ногах. Наконец, впереди замаячили мраморные ступени.
К дому я добралась плохо соображающая, без шляпки и с растрепанной прической. В ушах шумело, голова гудела, в горле стоял ком. Около входа расхаживал кто-то в пышном бордовом платье. Сначала я шарахнулась, но потом узнала маму – уже отвыкла видеть ее не в траурном черном наряде. Перескакивая через ступени, взлетела к ней, бросилась на грудь. Слезы душили.
- Ну, чего ты? Опять, боишься, что ли? Не время уже. Идем скорее – через час нас ждут на балу, а ты больше похожа на дворовую девку, чем на невесту благородной крови.
Я замычала что-то невразумительное. Хотелось поделиться с мамой, какой грязи только что хлебнула, но рассудок вовремя спохватился – ей такие откровения ни к чему. Еще сляжет с сердечным приступом. Всё-таки, они с тетей Вержин были дружны. Впрочем, и я выросла у нее на руках… Как же было больно, противно, обидно!
Мама обняла меня за плечи и повела в сторону от парадного входа.
- Идем, идем, доченька. Ночью поплачешь, а сейчас надо идти, - приговаривала она. – Пойдем через кухню, нельзя, чтобы тебя увидел кто-нибудь из гостей в таком виде.