Страница 8 из 100
— В ваш музей?
— Да, в наш музей. Слушайте дальше. — Раздражение, обида на произошедшее захлестывали женщину. Не хотелось ей быть первопроходцем в таком деле, никак не хотелось, а вот, поди ж ты, пришлось. И жаловаться на такое безобразие некому.
— Машину, видимо для проверки, включили, чтобы прибывшие телевизионщики смогли заснять, как эта нелепая конструкция раскручивается и гудит. Ее и накануне включали, проверяя, работает ли, и сразу выключали, чтобы не гудела, не вибрировала, ведь в этом же здании висят… висели, — чуть замешкалась в рассказе попаданка, — раритетные картины, требующие особых условий хранения.
Ректор покивал, показывая, что понимает всю проблему хранения редких вещей.
— Так вот, продолжаю. В преддверии открытия выставки машине позволили дольше гудеть, видимо, чтобы все налюбовались на этот «шедевр». Я этого не видела, могу только догадываться.
Тут ректор не стал прерывать рассказчицу, а только интенсивнее завертел глазами. Рассказчице же хотелось перекреститься от такого зрелища, но она мужественно продолжила:
— Я находилась на втором этаже как раз над этим агрегатом, в зале, где временно были сложены абсолютно все ценности музея, настоящие. И на моих глазах стали разгораться и светиться все драгоценные камни в экспонатах, потом от них, как будто от раскаленных, стало исходить тепло или энергия, не знаю, я не специалист. Почти сразу эта энергия стала сливаться вместе, закручиваться возле меня и устремилась в мои украшения. — Жестом женщина указала на свой гарнитур. — Все произошло очень быстро. Гораздо быстрее, чем я тут рассказываю. По всей видимости, в тот момент я исчезла с глаз долой у моих соотечественников и оказалась в каком-то здании в десяти минутах лета от университета, в вашем времени.
— Лидия Николаевна Орешникова?
Пауза. Время падать в обморок. Видимо, ректор, почувствовав состояние рассказчицы, заторопился пояснить свою осведомленность:
— Пока вы рассказывали, я сразу стал смотреть зна́чимые события две тысячи семнадцатого года. У нас немало данных сохранилось о тех годах. Поскольку вы и дату назвали, и город, и событие, мне не составило труда собрать информацию. О вас тогда много писали в интернете, обсуждали. После того случая нашелся меценат и проспонсировал еще один запуск машины времени, это случилось пять лет спустя. Данные о нем и его проекте рассекретили спустя двадцать лет. Тогда при запуске так же исчез доброволец. Позже машину уничтожил сам создатель. Кстати, примерно раз в двести лет всплывают истории о машине времени, и каждый раз заканчивается тем, что кто-либо ее уничтожает. Так что, по сути, за тысячу лет вас, путешественников во времени, скопилось не так уж и мало.
— Правильно ли я вас понимаю, что я переместилась на тысячу лет вперед?
— На тысячу тридцать лет. Исчисление у нас до сих пор идет от рождества Христова. Были времена, когда пытались начать отсчет заново. Сами понимаете, бывали и катастрофы, и войны, но, как только все успокаивалось, возвращались знания, и годы начинали считать как было.
Лидия нежданно получила немало информации о том, что случилось после ее исчезновения. Но самое главное, что поразило ее, это что ничего доказывать не надо.
«Похоже, в психушку не упекут», — облегченно выдохнула она. А этого женщина очень боялась. При поддержке ректора попаданка сможет обзавестись законными документами, наверняка ей тут найдется работа. Она сможет писать научные труды, читать лекции, накопит денег и отправится путешествовать по другим планетам. А еще лучше — читать лекции на других планетах о землянах, тогда можно совместить полезное с приятным, можно еще будет…
— Да вы меня совсем не слушаете, голубушка? Я понимаю, когда наша молодежь не справляется с работой сети в своей голове, но у вас же ничего не имплантировано? Вы, кстати, единственный «чистый» человек на Земле. Хотя в ваше время уже начинали вживлять в тело приборы?
— Да, кардиостимуляторы, может, еще что по медицинским показаниям, но вы правы, в мое время об этом только говорили как о возможности, но на практике особо вживлять было нечего.
— Как интересно. Чрезвычайно интересно, — воодушевился ректор. — Информация у нас есть о разных временах, но иногда противоречивая, нелогичная, требующая пояснений. Я правильно понимаю, вы готовы работать в нашей области? Более того, вы не только свидетель определенных времен, ваша специальность позволяет нам получить знания уже, так сказать, в готовом для понимания виде?
— Да, да.
Размышления ректора радовали сидящую перед ним женщину, этот чудесный человек просто брал помыслы Лидии и озвучивал их. Невозможно описать, какое облегчение принес ей его энтузиазм! Только человек, успевший хлебнуть в жизни нищенского существования, пусть даже недолго, сможет понять страх Лиды снова очутиться в таком положении.
Может, потом ей будет стыдно, что о дочери, ушедшей из дома три года назад, женщина подумала мельком: «Как там она будет?» Сердце сжалось о стариках, свекре со свекровью, но они вдвоем, погрустят и забудут, и у них есть правнук, с которым точно будет все хорошо, ведь о нем тоже есть кому заботиться.
А вот Лидия оказалась отрезанным, выброшенным ломтем, чуждой, ненужной, возможно, ее сочтут опасной. Все эти мысли глодали ее, пугали, страшили. И тут все так чудесно разрешилось. Кажется, слезы опять собирались своевольничать, но теперь уже от радости. Женщина вытащила из кармашка пиджака декоративный кружевной платочек, который не был предназначен для практического применениея, но промокнуть увлажнившиеся глаза ему будет по силам.
— Простите, это от волнения. Я очень переживала, как вы меня воспримете.
— Понимаю, понимаю. Ну что ж, я рад буду обговорить фронт ваших работ, какой период вы сможете охватить профессионально. — Тут он, как заправский профессор, воздел указательный палец вверх, подчеркивая важность своих слов. — Но это после вашего общения с нашими медиками. Они уже со мной связались. Вам надо провериться на безопасность для нашего общества, также самой обезопаситься. Я не врач, но, полагаю, у вас не на все есть иммунитет?