Страница 66 из 91
«Вот она, моя мама! Самая красивая!» – гордо, надув губки и топнув ножкой, кричала моя сестренка.
Теперь она молча плачет от страха, двигаясь вместе с толпой к водовороту, которая неумолимо подталкивает моих девочек, моих детей прямиком в черное жерло, в жертву дурацкому богу монстров.
«Нет!» – проносится мой крик отчаянья и ужаса над площадью, когда рывком перепрыгиваю через поручень балкона, не обращая внимания на высоту.
Крепкие руки подхватили меня раньше, попытка лягнуть и оттолкнуться босыми ногами от поручня не принесла успеха, не могу ничего сделать, он сильнее. Под мой крик отчаянья исчезают в черном водовороте мои девочки, а затем исчезает и весь свет для меня.
***
Внезапно вздрагиваю от жуткого ощущения падения и просыпаюсь. Руки, которыми хватаюсь за голову, трясутся крупной дрожью, и я сжимаюсь в комочек, судорожно дыша. Этого не было на самом деле, ничего из моего кошмара не было на самом деле! Первое, что заставляет открыть глаза и поверить в эти слова по-настоящему запах, пахнет сыростью и влагой. В отчаянии распахиваю глаза, но ничего не вижу, слишком темно. Осторожно сажусь, чувствую под собой какую-то грязную и вонючую, сложенную вдвое тряпку. Оглядываюсь по сторонам и замечаю еле выделяющуюся в темноте решетку, а за ней коридор с единственным источником света где-то вдали. Тюрьма – само собой возникает в голове название этому месту с сырыми заплесневелыми стенами. Вот это куда больше похоже на реальность, чем роскошные палаты и круг жертвоприношений. Одно хорошо, с сестрами все в порядке. Закрываю глаза и складываю руки на груди, молюсь Спасителю. Видел бы меня отец, посмеялся бы, он всегда говорил, что о Спасителе вспоминают лишь, когда становится плохо, никто не благодарит его, когда хорошо. Он и его религия ещё никому не помогли, скорее, наоборот. Фыркаю, опершись спиной на холодные камни, и сразу отстраняюсь. Одежда промокла от влаги на камнях. Секундочку, на мне же должна быть кожаная броня и нижняя сорочка, а это что? Ощупала себя с ног до головы и с тревогой поняла, что на мне платье, причем не моё. Изо рта вырвался мат, от понимания, что меня не только трогали, пока я была без сознания, но и раздевали. Прислушалась к своим ощущениям и удивилась ещё больше – ничего не болит. Вот абсолютно ничего, ощупала лицо, там ни одной раны или царапины. Затем потрогала ладонь и нащупала уже зарубцевавшийся шрам, как напоминание о моей отчаянной попытке выжить. Длинный рукав скрывал запястье, но и там остались два небольших шрама от укуса Наяны. Хоть в этом я могу быть уверена, не кошмар и не галлюцинация.
Что происходит? Где я и почему ещё жива? Меня будут пытать? Конечно, будут, а иначе: зачем я еще им? Но зачем для этого надо было залечивать мои раны и переодевать? Что-то тут не вяжется, вся история попахивает маразмом.
Тяжело вздыхаю и по привычке провожу рукой по косе, и вздрагиваю, когда дохожу до тяжелой металлической заколки на конце. Кто заплел мне косу, и чья эта заколка?
– Эй, здесь кто-нибудь есть? – раздался эхом неуверенный женский голос.
– Кто-нибудь есть, – соглашаюсь, а затем подползаю к решетке, пытаясь увидеть собеседника. – Эй, а где мы?
Совсем близко слышен шум, кто-то так же, как и я, подполз к решетке где-то слева.
– В Ханси, столице Ледвиги, – слышу усталый женский голос совсем рядом, вероятно, в соседней камере. – Твой голос кажется знакомым, кто ты?
Последнюю фразу женщина произнесла в приказном тоне, так что я невольно отклонилась от решётки. Брякнули кандалы, а затем мне протянули грязную тонкую руку со странными кандалами на запястье.
– Давай познакомимся, сестра по несчастью, – грустно проговорила собеседница, снова звякнув кандалами. – Настасья.
– Любава, – на автомате пожала протянутую руку, пока не поняла, почему голос казался таким знакомым. – Стоп, что?!
– Я думала, ты умерла! – хором произнесли мы в следующий миг, вписавшись лицами в решётку, чтобы разглядеть друг друга.
В темноте почти ничего не видно, но и этого хватило, чтобы разглядеть испачканное и изможденное лицо Настасьи. По щекам потекли слезы, не могу поверить и сжимаю руку подруги, чтобы убедиться, что это не очередная галлюцинация.
– Ты жива, монстр тебя не убил! Поверить не могу! – вздыхаю с облегчением.
– Монстр? – повторяет Настасья с легкой ухмылкой. – Все они здесь монстры. Это сейчас мы здесь одни, а раньше камеры были переполнены, а ещё позавчера здесь было много девушек и женщин, всех на рассвете в жертву принесли.
Мы замолчали, каждая по своей причине. У меня перед глазами снова возникла картина с сестренками, которые исчезают в бурлящем водовороте. Не все в том сне было сном.
– Насть, а сестры, они, правда, в безопасности? Они ведь не могут да них добраться? – слегка сжимаю ее ладонь, стараясь о плохом не думать.
– Они далеко от линии фронта, – устало вздыхает магесса, – не скажу, что их не могли схватить, сейчас же война. Но, думаю, с ними все в порядке, иначе мне бы сообщила моя птица.
Птица? Точно, она же создала с помощью магии и своей крови птицу. Настасья же талантливый маг!
– Настасья, а ты не можешь просто вынести решетку? – неуверенно спрашиваю, когда подруга отпускает мою руку.
– Не могу, у них есть кандалы, которые не дают колдовать, – в подтверждение она мотнула рукой. – Этот их главный…
– Монстр, – подсказала ей, почему-то вспомнив чёрта и то, как попросила его раздеться.
Как стыдно-то, хорошо Настасья ничего не знает. Прячу руку, сжимая прутья решетки, и закрываю глаза, прижавшись лбом к холодному металлу.
– Главнокомандующий быстро резонировал моё заклинание, все, что я могла, немного задержать его, но и это у меня не получилось.
Настасья поджала губы, стараясь сдержать злость и что-то ещё.
– Его помощница вырубила меня подло, исподтишка, – тоном, словно никогда такого не забудет, проговорила подруга, и я несколько зависла.