Страница 24 из 91
– Дайте руку, – протягиваю свою конечность, её хватают и тянут на себя, почти заставив меня перегнуться через тело.
Теперь-то я увидела какие-то странные символы, вычерченные вокруг огромной раны на мужской груди, они светились легким голубым свечением. Моя же рука была на рукоятке кинжала, которым главнокомандующего и зарезали. Он меня подставить собрался?! Мои глаза увеличились вдвое, я попыталась вырвать свою руку, но Марат зажал ее своей. Он зловеще шипел какую-то тарабарщину, при этом его серая кожа странно мерцала. До жуткой боли сжав мои пальцы, он выдернул кинжал из груди главнокомандующего.
Меня подставили! Подставили! Все мое платье в крови, в руке этот кинжал, все – теперь я убийца! От злости я закричала, но мой крик заглушил другой, который совсем не ожидала услышать. Главнокомандующий дернулся и ожил! При этом меня так сильно качнуло от его движения, что я улетела за спину. Все тело ужасно болело, я почти не чувствовала ног, но все равно сжимала этот чертов кинжал. От страха, от ужаса, от злости. Я многое в этом мире повидала, но вот ходячих мертвецов… Мне казалось, что с каждым вздохом этого монстра мне становится все хуже, как будто это чудовище забирает мои силы, мою жизнь.
Он шипел что-то, хотел подняться, но Марат не давал. Символы, мерцание… это их магия? Неужели этот урод с бабским лицом вытянул жизнь из меня и даровал ее этому чудовищу?! Желание забрать хоть одного из них на тот свет с собой, было невыносимым, но не совпадало с возможностями. Тело совсем не слушалось, да и спать хотелось неимоверно. Они шипели, разговаривая друг с другом, пока Марат не шикнул кому-то еще, и меня не подняли на руки, а потом забросили на плечо. Кажется, болтаюсь я на плече у стражника. И куда он меня несет? Судя по замаячившей перед глазами лестнице, вниз. Закопать, что ли решили? Почти на полдороги нас догнал советник и силой вырвал из моих рук кинжал, хотя мне и удалось немного поцарапать эту гадину, прежде чем он это сделал.
Мы спустились в подвал, здесь было сыро и темно, прошли вглубь и остановились перед решетками.
– Любава! – закричала одна из бабушек так пронзительно, как будто меня мертвую им принесли. Открыв решетку, меня внесли в камеру, забитую бабушками и дедушками. А вот места для меня свободного не нашлось, положить было некуда, если только на руки им.
– Ой, деточка, – завыла баба Люба, обнимая меня и вытирая мои щёки от крови.
– Да жива она, жива! Смотри, сама не задуши! – причитал рядом староста, и мне, наконец, стало легче. От этого «жива», наверное, я закрыла глаза и позволила себе уснуть, не в силах бороться с одолевшей меня усталостью. Они мне за все заплатят, эти серые гады!