Страница 146 из 149
…Но вот, наконец, и крутой поворот направо – дорога пошла вверх и показались особнячки. Ещё немного и… вот их дом! Большой, двухэтажный. Да и территория у них внушительная была. У самых гор!
***
О том, что что-то случилось, Сергей понял сразу. Потому что Вера молчала. Нет, они разговаривали, но она будто в задумчивость проваливалась. Непонятное происходило. Если бы, не дай Бог, с кем-то из близких что стряслось, жена давно сказала бы. В издательстве? И её это беспокоит? Да не стала бы Вера ничего скрывать. Они были близки не только, как муж и жена, они ещё и дружили.
– Вера? – он внимательно посмотрел на неё. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да.
– Может, ты устала, спать хочешь?
– Нет. Серёж, ты же знаешь, я днём с мальчишками поспала.
Так. Всё хорошо. Дети спят. Валентина Эдуардовна тоже давно легла. Вера занималась переводом и ждала его с дежурства. Борька дома, вон, лежит на диване перед камином.
Они сидят в кухне, пьют молоко и едят печенье.
Что случилось? Ну не призрака же она увидела, раз в таком заторможенном состоянии пребывает?
– Серёж… Мне письмо пришло.
Письмо. И, видимо, от того, кто остался в прошлой жизни. От Виктора, первого мужа? Но ведь он по любому поводу может к Илье, к сыну их, обратиться! Неужели зачем-то Веру решил потеребить?
– От Лены.
– Что???!!!
Вот оно как!
Письмо.
И, действительно, Вера выглядела так, будто случайно повстречала человека, один только вид которого напомнил о чём-то ужасном. Задел душу, разбередил страшные воспоминания.
Но Сергей решился на переезд отчасти и потому, чтобы избежать случайной встречи с этой женщиной. Ведь подобное происходит, как говорится, по закону подлости. И вот – письмо. Но как? Как?
Вера же завела себе новые электронные адреса. Отдельно – для близких, отдельно – для издательства.
Как?
– Я надеюсь, она… где-то там? За границами?
– Да.
– Вер, можно я прочту?
– Конечно.
Вера прошла в гостиную, отключила ноутбук от сети и принесла в кухню. Поставила перед Сергеем.
За время, проведённое в размышлениях, Вера извелась. Не хотела она помогать Лене, но вот ребёнку… Ребёнок не виноват. Но и её девочка ни в чём не была виновата – Лена же позволила себе рисковать жизнью нерождённой малышки и жизнью Веры. Так почему Вера должна в чём-то помогать Лениному сыну? Замкнутый круг мыслей. Или это Вера сама его замкнула?
Сергей читал письмо.
Читал, а у самого перед глазами будто плыл тот день. Вот он подходит к дому, звонит жене – в тот день они собирались уже ехать в Москву, в перинатальный центр. Слышит сигнал Вериного телефона, лежащего на перилах веранды. Но только видит, как вместо жены из их дома выходит женщина с обрезом в руках. А Вера в это время приготовилась рожать – одна, в спальной!
Хорошо, что удачно всё получилось, он смог помочь жене и принял роды. Да и незваную гостью сумел обезоружить и нейтрализовать. А если бы?.. Под угрозой были жизни его жены и дочери.
А теперь? Женщина, которая ценила деньги выше искренних чувств, больше жизни людей, просит помощи. Пусть и для своего ребёнка.
– Раньше надо было думать о своём ребёнке, – голос Сергея прозвучал сухо. – Потому что сначала надо думать, а потом делать. Что бы то ни было.
– 3 –
Лена была уверена, что наказание окончено, когда вышла из колонии. Что ад исчерпан, когда она оказалась по другую сторону этого жуткого ограждения.
Вокруг – Самарская область, впереди – дорога домой.
Всё закончилось. Эта зеленоватая серость, в которую были одеты заключённые, эти платки, зачем-то обязательные для ношения. Бледно-голубоватые с белым стены – холодные летом и леденящие душу зимой. И потолок – как же она хотела, мечтала каждую ночь, чтобы этот высокий потолок упал, придавил её и… настала вечная ночь.
Вечная ночь, которая избавит от этого режима, еды в столовой, работы в пошивочном цехе, от этой общественной жизни – ей невыносима была эта идиотская общественная жизнь за колючей проволокой. Зачем? Разве это может отвлечь от осознания того, что ты в клетке? Нет. Только угнетает ещё больше эта убогость происходящего.
Сидя в актовом зале, Лена думала о том, что в столовой есть столбы, украшенные диким орнаментом – хаотично положенными осколками то ли тёмного стекла, то ли каких-то плит. С острыми углами. Они перед глазами у неё были, эти осколки, потому что их хотелось каким-то образом почувствовать в своих руках и разрезать ими, разорвать, разодрать действительность, особенно – издевающуюся реальность актового зала.