Страница 81 из 107
– Почему ко мне пришёл?
– Замучила проклятая работа. Хочу забыться.
Его голос надломлен и дрожит. Пусть еще скажет, что устал терзать людей.
– Может, выпьешь?
Зачем спросила, дура! Не могу же отдаться этой твари. Однако он кивнул. Что ж, придётся пригубить. По крайней мере, голова пройдёт.
Я налила вина в бокал и сделала несколько глотков. Терпкая вишня оставила нежный ожог во рту. Приятный вкус. Чувствую, как в теле шевелится истома. Позади слышится тихое шуршание: наверное, от алкоголя появились крылья. Нет, это амуры залезли на кровать. Их толстые ручонки стаскивают с меня халат. Я оттолкнула мелких бесов. На этот раз хочу прелюдию: месть не терпит спешки.
Коснувшись мужских плеч, шепчу украдкой:
– Расскажи, пожалуйста, о своих делах.
– Зачем тебе? – лицо клиента побледнело.
– Да так… – нежно сжала его шею. Пусть думает, что это массаж. Всё равно, позже задушу. Если Похоть не удушит меня первой: проклятая Старуха уселась рядом с нами.
Не замечая её, гость тихо бормочет:
– Там страшно, море крови. Наверное, уйду из Губ.Чека.
– Что же тебя так сильно напугало?
Он пригубил вина.
– Людей боюсь. Их много, и каждого нужно расстрелять. Ни одного убитого не помню. Вместо лиц одни глаза, уши, подбородки. Все смешались.
Оказывается, у зверей тоже есть совесть. Или он всё же человек?
Слышу гнилой запах рядом с шеей: Похоть впилась в неё губами. Две напомаженные пиявки скользят к белью. Под их ласковым напором сползла одна моя бретелька. Теперь вторая... Из шёлкового кружева выскочила грудь.
Нужно заканчивать: такая беспомощность невыносима.
– Ну, чего ты ждёшь. Справляй свою потребность.
Клиент молча приблизился. Нагнувшись, томно поцеловал меня в бедро. Его губы коснулись шелковых подвязок. Помогая себе пальцами, он расстегнул тонкий ремешок. Извращенец любит нежность. Противно: к моей коже липнет его мерзкое дыхание.
Склонив голову, целует скользкими устами мои ступни. Ему мешает кружево. Начал стягивать с меня чулки. Щекоча ими ресницы, завязывает мне глаза.
Мерзкие губы чекиста испустили вздох, смешавшийся с сотней голосов: те принадлежат зверям в погонах. Они закутались в свои плащи, как хищные вороны в перья.
Носятся вокруг по дому. Один каркает: «Нашли!» Шум, возня – рядом что-то рухнуло. Я оглянулась: на полу лежит отец. Из его тощего тела испарилась масса: тонкие мышцы, как верёвки, опутали скелет. Старик уже одной ногой в могиле.
Бросив меня на пол, инквизитор подскочил к нему.
– Говори, папаша: твоя дочь?
Скелет судорожно кивнул.
– Значит, о ней ты думал, когда прятал списки?
Тот покорно опустил глаза. Улыбнувшись, комиссар вынул из кармана финку и приставил ему к горлу.
Их фигуры растворились в тёмной драпировке, похожей на шёлковую ткань. Она ласково щекочет мои веки: глаза по-прежнему завязаны чулками. Рядом слышится противный смех: Старуха никуда не уходила. Значит, хочет меня до смерти замучить, прежде чем вернуть память. Та уже проснулась: слышу, как кричит в шкафу.
Моей груди̒ коснулось что-то липкое. Набухнув, напряглись соски. По телу течет томная слабость. Ощущаю её приливы в животе и легкую щекотку рядом с сердцем. Внутри шевелится что-то ледяное: мужские пальцы вошли в промежность. Чувствую, как та пустила сок.
Надо же, делает все аккуратно. Он словно другой. Неужели и вправду изменился.
Под коленками ползут мурашки, распространяя в мышцах ток. Мне свело судорогой ноги. Не выдержав, я их раздвинула: сдаюсь.
Клиент понял сигнал, спустился ниже. Его шершавые губы скользят по моим бедрам, слизывая пот. Впитав всю влагу, клиент остановился. Слышу звон бляхи: расстёгивает брюки. Внизу всё сжалось.
tвошёл в раскалившуюся плоть. Мне жарко, нежная мякоть меж ног горит огнём. Просачиваясь в щель, её сжигает пот. Толчок, ещё один. Наконец, прохлада: выйдя, клиент семенем залил мой внутренний пожар. Теперь понятно, как они добились власти. Долго приготовляясь, сделали молниеносный выпад. Что ж, и вправду, очень быстрые.
Мы оба замерли, чтобы восстановить дыхание. Я сорвала кружево с лица. Комната осталась прежней. Разве только солнечный пурпур потемнел. Рядом струйками блуждает дым. Его цедит папироска, застрявшая в зубах клиента. Тот разлёгся на кровати и молчит. Значит, так и не вспомнил. Что ж, я не претендую.
Надев чулки, я прилегла рядом с мужчиной. Немного мерзко, но терпимо. Положила голову ему на грудь.
– Почему ты стал чекистом?
– Не от счастливой жизни, – мужской голос дрогнул. – Как батько помер, остались с матерью одни. С годами попривыкли: кормилица холила скотину, а я дрова рубил. Так бы и жили, коль не мужики. Федот-смутьян шатался по деревне, крича о пролетариате. Наши отроду такого слова не слыхали. Но дядька умный был – за ним пошли. Потом: красные флаги, люди в погонах… и война.