Страница 24 из 89
Пока я наблюдала, к молчаливой компании стражников успели присоединиться еще трое. Так они и сидели, хмуро поедая глазами шумное сборище за центральным столом и было в их молчание нечто такое... выжидающее, что ли.
Что-то во всей этой картине не давало мне покоя. Раздражающей мухой билось в голове, никак не желая оформиться в мысль. И тут бородач врезал кулаком по столу так, что посуда на нем подпрыгнула, и мой взгляд буквально прилип к его запястью, где тускло отблескивала толстая цепь с какой-то подвеской. Такой маленькой, что и не различить, что там. Но мне и не надо было рассматривать, я и так знала, что это за подвеска. Ключик. Маленький золоченый ключик.
Внутри у меня как будто оборвалось все и рухнуло сквозь грязный пол треклятого трактира. Эта пустоголовая рыжая курица умудрилась связаться с работорговцами! Предки милостивые, ну почему? Почему не с Ночной гильдией? Не со стаей вурдалаков? Не со жрецами забытых богов, на худой конец?
Ну конечно, последняя надежда нашего мира уже успела подписать купчую. Точно ведь подписала, а то не стали бы ее вот так запросто угощать на глазах у стражи. Все, приехали. Теперь Избранная уже никакая не Избранная и не будущая спасительница всего и вся, а просто чья-то вещь. Стоит мне попытаться увести это рыжее сокровище от законного хозяина, и парни в синем меня повесят. Они, конечно, с куда большим удовольствием перевешали бы всю эту шайку, но закон есть закон.
А ведь недавно еще любого гада с ключом на запястье можно было без лишних разговоров прирезать на месте! Да уж, последний закон о рабах много кому поперек горла, но, говорят, кто-то из императорской родни так завяз в этом деле, что скрывать его похождения стало уже невозможно.
Смешно сказать — в столице вовсю старались сделать из работорговцев чуть ли не спасителей, дарующих нищим и отчаявшимся сытую беззаботную жизнь. Рабство было объявлено добровольным и скреплялось особой бумагой, которую будущий раб должен был подписать собственной рукой. За принуждение в этом тонком деле грозились сечь до смерти, но это ведь только на словах, а на деле… Кто станет слушать вещь? Пусть даже она и клянется здоровьем мамочки, что ее обманули, подпоили, да и читать она сроду не умела. Ни один Судья не станет, это уж точно.
— Ты должна спасти ее.
Я чуть с лавки не упала.
Старый пьяница, о котором я уже и думать забыла, проснулся и решил вмешаться. Я уже готова была выпалить все, что думаю о непрошеных советчиках, лезущих не в свое дело, но слова попросту замерзли на языке.
С одутловатого, землисто-серого лица на меня смотрели знакомые глаза-колодцы.
И вот ведь странное дело: стоило мне осознать кто передо мной, и страх исчез. Вместо него накатило вдруг бешенство.
Где ж ты была, Сиятельная Госпожа, когда Избранная твоя в рабство продавалась? Я неприятно улыбнулась и протянула:
— Спасти? Это еще зачем?
— Моего желания для тебя уже недостаточно? — богиня, кажется, попыталась изумленно выгнуть бровь, но чужое лицо подвело, и вместо изящного жеста вышла похабная гримаса.
— Не припомню, чтобы клялась выполнять твои желания, Светлейшая, — гадкая улыбка, казалось, приклеилась к моему лицу. — В столицу твою Избранную и без меня теперь доставят.
— Не смей перечить мне! — зашипела богиня, и в глазах ее было такое, что я невольно поежилась и отвела взгляд.
Страшно было, чего уж скрывать. Но отступать было поздно.
— А иначе что, Лучезарная? Навяжешь мне еще одну вздорную болтливую дуру с гонором высокородной дамы и замашками уличной девки, чья бесконечная глупость все равно прикончит нас обеих не сегодня, так завтра?
— Ты не понимаешь! — теперь в божественных глазах светилась искренняя печаль. Видно, решила зайти с другого края.
— Так объясни, — спокойно предложила я и как бы невзначай спрятала предательски дрожащие руки под стол.
— Стоит вам разделиться, и Избранной уже не дойти до Храма. Тогда Врата не откроются, и этот мир будет обречен, — изрекла Сиятельная Госпожа. — Так сказало Зеркало Судеб.
Испуг испугом, но тут я чуть в голос не расхохоталась. Зеркало, ей сказало, надо же. Умнее ничего не придумала?
— И тысячи осколков, что рассеяны по миру, хоть силы не утратили своей, — продекламировала я нараспев, — А все ж не скажут правды ни словечка… То самое Зеркало, да, Лучезарная? Смертные очень просто устроены, Госпожа: или вовсе в легенды не верим, или верим уж во все и сразу.
Ну вот, теперь меня либо испепелят на месте за дерзость, либо попытаются купить. И то и другое неплохо, при моем-то раскладе.
— Ты оставила ее совсем одну в чужом городе, в чужом мире и теперь эта невинная дева, этот нежный цветок…— вкрадчиво зашелестела богиня, видно, решив для начала воззвать к моей совести.
Зря. Жалеть Избранную мне тогда совсем не хотелось, даже наоборот — с превеликим удовольствием удавила бы этот нежный цветок собственными руками.
Слушать божественные увещевания дальше я не стала, хоть перебивать и некрасиво. Сразу отрезала:
— Если у нее своего ума нет, то чужим все равно не проживет.
— Тогда скажи, чего ты хочешь, — сдалась, наконец, Светлейшая, — Только представь, смертная, любое твое желание может быть исполнено.
Ай, ну опять не то. Как же, слышала я, что бывает, когда боги берутся желания смертных исполнять. Лучше бы мешок золота предложила, что ли. Как раз бы и Рыжую выкупила, и страже отсыпать осталось, чтоб шайку эту как следует отметелили. И только я открыла рот, чтобы все это Богине выложить, как...
— Возьми это, — на стол передо мной упала длинная цепочка с кулоном из темного камня, — и помни: силы в нем на один раз. Выбирай мудро.