Страница 8 из 22
Они встали и, раскланиваясь с другими прохаживающимися по залу гостями, прошли к высоким, распахнутым в ночной сад дверям. Нельзя сказать, чтобы барон уделял саду особое внимание, он почти не вмешивался во внутренние дела цветов и деревьев и не навязывал им посредством ретивого садовника свое представление о естественной красоте; возможно, именно поэтому сад и был так хорош, что даже эльфы одобряли его. Хэлдар и Геран прошли немного по едва заметной тропке вглубь и остановились под огромной, цветущей липой; они поздоровались с деревом, на мгновение прижавшись лбом к прохладной коре, и заговорили.
-Ты вовсе не должен мне что-то объяснять, Геран. Если только не хочешь рассказать сам.
-Не знаю... боюсь, ты неверно истолкуешь мои слова.
-Несказанные слова толковать еще труднее. Мы как-никак друзья, или ты забыл об этом в столице?
-Нет, не забыл. Да и рассказывать вроде не о чем. Мне действительно небезразличен этот театр и эта девушка... Амариллис. Я увидел ее на коронационных праздниках, в Арзахеле, она танцевала во дворце... Это невозможно описать словами, Хэлдар, нужно было видеть, как избалованные столичные зрители, более чем пресыщенные, сидели, разинув рот. А я, как и полагается утонченному "ельфу", затосковал, и думал только о том, какое это счастье – любить, просто и только - любить...
-Неужели? И она - вернее, ее искусство - настолько пленили тебя, что ты переезжаешь теперь с места на место, вслед за труппой?
-Если бы... Его величество Воды не жалует праздных гуляк; но я с особой охотой берусь за поручение, если место моей миссии совпадает с местом выступления некоей храмовой труппы... Тебе это кажется нелепым?
-Нет, нелепым не кажется... но вот неразумным...
-Брось, Хэлдар. Мы живем в драгоценных коконах всю свою жизнь, настолько длинную, что людям она даже представляется бесконечной. Туда не пойди - недостойно, с тем не заговори - не принято, этого не делай - неуместно... Ты вот в Лесную Стражу ушел, а я театром увлекся... Вольный воздух, свежий ветер...
-М-да... Скажи, а кроме тебя, у этой... Амариллис есть еще поклонники… эльфы?
-Есть. Равно как и завистницы.
-Даже так?
- Одна из них сидит сегодня с нами за одним столом... да-да, Ливайна Златовласая собственной персоной. Тогда в Арзахеле один из ее верных рабов, украшение ее свиты, Гвальмай.
-Гвальмай из Северной Гавани?
-Он самый... он так увлекся любимой танцовщицей Лимпэнг-Танга, что и думать позабыл о своей прежней даме. Принялся всячески ухаживать за циркачкой, что только не делал, прямо-таки из кожи вон лез, - все напрасно, - не без злорадства сказал Геран, - и все это на глазах у Ливайны,
каково?!
-И она его не отравила? Я знаю Ливайну, добрым нравом она никогда не отличалась...
-Это верно. Теперь она даже имени Гвальмая не выносит, страшно подумать, что она сделала бы с Амариллис... при возможности.
-Ты все-таки заставил меня заинтересоваться, Геран. Что ж... пойдем, посмотрим на это чудо.
-О глубины и волны! Как я мог так заболтаться! Скорее, я не могу пропустить ни минуты! - с этими словами Герам схватил друга за руку и почти бегом потащил его в залу.
Они сели за свой стол; за время их отсутствия слуги поменяли скатерть, поставили новые приборы и, судя по стоявшим в огромных плоских вазах фруктам, готовились подавать десерт. Рядом с местом барона Гэлвина двое слуг установили еще один стол, длинный и пустой, соединивший хозяйский стол со сценой. При взгляде на одного из них - низкорослого, кривобокого - Хэлдару вспомнился уродливый силуэт в полутемном холле... "стол не перепутал?., не извольте сумлеваться..." Эльф досадливо тряхнул головой. На сцену вышел Лиусс, неся гитару из поющего дерева, и вслед за ним - невысокая, изящная женщина в длинном черном платье, на лице ее выделялись ярко-карие глаза и чувственный, сладкий рот. В ответ на недоуменный взгляд Хэлдара Геран поспешил пояснить:
-Это Венона, певица, она всегда поет для Амариллис.
И в этот миг на сцене появилась та, о которой Хэлдар уже столько успел услышать. Но такого он не ожидал.
На ней был необычный парик - недлинные, прикрывающие плечи волосы самых разных цветов: черного, красного, синего, фиолетового, изумрудного, оранжевого... они переливались как драгоценные птичьи перья из лесов Нильгау. Из похожей ткани - темно-синей в основе, расшитой разноцветными блестящими нитями - была и одежда танцовщицы: короткий лиф, украшенный прозрачными, негромко позвякивающими подвесками, и длинная, в пол, плотно облегающая бедра и широкая книзу юбка; на маленьких босых ножках Амариллис поблескивали два резных серебряных браслета. Она походила на редкую певчую птичку, случайно залетевшую в распахнутое окно залы, или на невиданный цветок, украсивший гладь паркового озерца. И все же она оставалась той самой грубиянкой, которую промокший насквозь Хэлдар не так давно целовал па берегу Быстрицы.