Безнадёжная любовь

Богдан, похоже, понял, что он хотел сказать, согласно кивнул и, усмехнувшись, заявил:

– Она не единственная “такая”. И совсем не трудно найти что-то менее опасное.

Никита изумленно молчал.

– Я понимаю, если бы ты ее любил, может, оно того бы и стоило. Но просто для удовлетворения желаний надо ли слишком рисковать?

Никита довольно долго вникал в смысл услышанного. Вообще, звучало разумно, но странно. Вроде бы и правильно, но как-то непорядочно.

– Вы всегда такой рассудительный? – осторожно поинтересовался он у Богдана, а тот, испытав непонятную тревогу, задумчиво признался:

– Почти, – и добавил: – Но мою рассудительность обычно называют цинизмом. А твоя мама считает, что это плохо.

Они еще никогда не разговаривали так долго и обстоятельно, с признаниями и откровенностями. Богдан даже испытал легкую гордость за самого себя. Наверняка, мать не стала бы спокойно и бесстрастно внимать чистосердечным сыновним излияниям, и, вне сомнений, советы ее звучали бы несколько по-другому, и неизвестно, как воспринял бы их сын, и никакой гарантии, что все не закончилось бы ссорой. А тут Никита прислушивался с удивлением и вниманием, даже не пытаясь скандалить и, кажется, немало почерпнул для себя из его не перегруженных моралью реплик. Но если бы Аня присутствовала при этом разговоре, ох и попало бы от нее Богдану.

Она любит его, безропотно принимает его таким, какой он есть, ни больше ни меньше, и упорно не желает, чтобы сын походил на него. Да Богдан и сам не хотел, чтоб Никите досталась такая же жизнь, какая досталась ему. Разве за исключением одного: сначала – милая девочка, с которой непонятно хорошо и счастливо, а потом – чудесная женщина, с которой хорошо и счастливо по-прежнему. От этого не станешь отказываться. А другие? Пусть будут и другие – а как же иначе? – только уйдут все, чтобы не мешать, когда до них не станет и дела, когда захочется достичь идеала: единственная и навсегда. Поэтому, зачем особо мучиться из-за тех, других, лучше сберечь душевные силы для нее. Неужели это аморально?

Аня знала, что к ее возвращению Никита будет дома. Услышав звуки телевизора, она сразу прошла в комнату, решительно настроенная, но увидела их двоих, изменилась в лице, глянула подозрительно, даже испуганно.

– Здравствуйте!

Никита, поняв, что воспитательная беседа с ним временно откладывается, поспешил радостно удалиться, и, убедившись, что он ушел достаточно далеко и не сможет их услышать, с тревогой обратилась к Богдану:

– Надеюсь, ты ничего не сказал.

– Но я же не мог сидеть все время молча, – тот недоуменно пожал плечами.

Аня мгновенно побледнела.

– Но ты же... – чуть слышно пробормотала она, а Богдан растерянно посмотрел на нее, не понимая причин столь сильного волнения.

– О чем ты говоришь?

– Ты сказал ему, что ты его... – Ане не хватило сил закончить фразу, но Богдан и не стал дожидаться, когда дойдет она до точки.

– Нет. Конечно, нет.

– Господи! – с трудом выдохнула Аня, облегченно прикрыв глаза. – Ты сведешь меня с ума.

Богдан подошел к ней, обнял.

– Успокойся.

– Успокойся, – сердито повторила она и строго заглянула в глаза. – И вообще, что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, я собиралась поговорить с Никитой.

– Не надо, – убежденно, но мягко посоветовал Богдан.

– Как? – возмутилась Аня, а он снисходительно скривил губы, хитро щуря глаза.

– Ты думаешь, он будет слушать твои нотации? – и поучительно добавил: – Вы только разругаетесь.

– Явился папаша – без году неделя! – Аня обиженно отвернулась, но Богдан понимал, что дуется она не совсем по-настоящему.

– А ты вспомни, как тебе твои девочки говорили, когда ты со мной встречалась: “Аня опомнись. Аня будь умницей. Аня не связывайся”. А ты слушала кого-нибудь, кроме себя?

– Тебя.

Богдан смущенно хмыкнул.

– Ну, правда, Ань! Ты же сама знаешь – от уговоров и праведных слов мало пользы. А от скандалов – тем более. Ты ведь тоже все решала сама.

– Я просто боюсь за него.

Аня прислонилась к широкому плечу, с блаженством вслушиваясь в необыкновенный чарующий голос.

– Ну, посмотри, посмотри на меня, – продолжал он звучать нежно и ласково. – Уж чего только со мной не случалось. И вот я. Жив, здоров. И даже счастлив.

Никита, невинно заглянувший в комнату, застыл на пороге. Приготовленные слова застряли в горле.

Мало того, что они стояли обнявшись! Они еще и целовались!

Пожалуй, придется ему ближайшее время пожить без нравоучений и семейных разборок.