Страница 7 из 139
С благоговением осадила скакуна, заставляя его неторопливым шагом пройти через эти символичные ворота, как в триумфальную арку, чувствуя, что сердце замирает, а дыхание срывается, уносясь к облакам вместе с завихрениями пара, вырывающимися из трещин в неровных плитах.
Вот она – ровная площадка, которую я видела только на старинных гравюрах и на картинках в толстенных фолиантах, да еще представляла в мечтах, будучи пленницей в Царь-городе. Ни единого пятачка растительности, ни пара, словно он не сумел преодолеть ворота, только серый камень, из которого состоят отвесные стены узкого ущелья, и дорога, идущая под откос. Позади раздались шорохи, а мне навстречу вышли три закутанные в темные, далеко не новые плащи фигуры. Склонились в церемонном, низком поклоне, не поднимая скрытых тканью глаз, не разрешая рассмотреть лиц. Я мельком оглянулась – позади замерли еще две. Гибкие, стройные, со спины похожие на мальчишеские.
- Поднимитесь! – твердо проговорила я, чувствуя, как в душе кипят, жгут огнем эмоции, а к глазам подступают слезы радости. Удержала их, чтобы не застилали обзор, позволяя увидеть всех встречающих.
И они поднялись, медленно откидывая капюшоны, чтобы я увидела на их лицах настороженное ожидание.
- Тетушка Ллалия, Эвильена, Лелька, - на выдохе, оглянулась и завершила. – Риона… Диль, - улыбнулась, мол, я и думала, что это вы. – Так держать! – и дыхание перехватило…
Что-то неуловимо изменилось в них. Риона – высокая, сильная, уверенная в себе, именно такая, какой и должна быть глава королевских альбин. Суровый, требовательный взор, великолепная осанка, умение сдерживать свои порывы. Последнее качество Ри приобрела уже после моего пленения. В былые времена, она, не стесняясь, заключила бы меня в свои дружеские объятия.
Диль превратилась в настоящую красавицу, но глаза не потеряли своего лукавого выражения, даже сейчас улыбаются, хотя губы строго поджаты. И Диль, и Риона одеты так, как и положено альбинам королевы Ар-де-Мея. Короткие серебристые кольчуги, кожаные штаны, высокие сапоги – все не новое, но чистое. За плечами заметны дуги арбалетов, на поясах ножны.
Повернулась к остальным. Под глазами тетушки стало больше скорбных морщинок, а на голове прибавилось седых волос. Эвильена… она обрезала свои роскошные светлые косы, но эта стрижка подчеркивает красоту ее изящных скул и очаровательную шею.
Лелька… ее левую щеку пересекает длинный рваный шрам, но взгляд спокойный, уверенный, слегка насмешливый. А ведь раньше эта альбина была скромницей, она частенько опускала глаза к полу, старалась всегда и во всем соблюдать нейтралитет, сливаясь с окружающей обстановкой, не влезая в ссоры. Тогда откуда эта рана? Неужели нрав Лельки изменился?
- Рада видеть вас живыми! – отвлеклась от наблюдений, но вместо приветствия выговорила только эту фразу, потому что боль потери была слишком сильной.
- И мы рады видеть вас живой, королева! - отозвалась Диль, выходя из-за моей спины, оставляя Риону следить за демонами.
- Как вы, моя госпожа? – с тревогой поинтересовалась тетушка, и я решила пропустить официальную часть, махнув на родственницу рукой:
- И давно ты решила звать меня «госпожой», а не «маленькой непоседой»? – спрыгнула на землю.
- Ниа, - с тихим стоном подошла и обняла меня она, первой, а за ней подтянулись другие, поглядывая опасливо, будто ожидая подвоха, но я улыбнулась:
- Ваша королева вернулась…
Теперь обняли меня все, по очереди, последней была Риона. Оглядела меня, слишком пристально, слишком изучающе, дотошно, кивнула и крепко прижала к себе:
- С возвращением, Ниа!
- Мы рады, что ты снова с нами! – подскочила Диль, но Ри не разделила с ней восторг, не отводя от меня долгого взора, вопрошая:
- Как ты избавилась от демона? Что посулила ему?
Отстранилась, отошла на пару шагов, взглянула в лицо каждой, ничем не выдавая, что творится в моей душе, готовая к любой реакции на свои дальнейшие слова.
- Я стала женой южного демона. Он связал меня узами. И я обещала вернуться к нему, чтобы объединить наши земли! – поведала выдержанно, строго и кратко.
- А что Зорян? – спросила Диль, пока остальные молчали, обдумывая услышанное, с совершенно непроницаемыми лицами глядя на меня.
- Зоряна больше нет, - не знала, что смогу произнести эту новость вот так, холодно, отстраненно, обыденно. И ничего больше не пояснила, не оправдывалась перед ними, не жаловалась, никого не обвиняла.
Собеседницы не торопились высказываться или как-то иначе выражать свое отношение к моему сообщению, продолжая молчать, разглядывая меня. Но я успела заметить и быстрый обмен взглядами двух из моих альбин, и прищуренные глаза тетушки, осознавая, что есть нечто такое, о чем я не ведаю, и о чем, возможно, мне не расскажут. Потому тоже не торопилась говорить, не позволяя себе думать, чтобы не угодить в капкан воображения, потеряться в картинах предполагаемого будущего: дурного или напротив, радужного… Пусть все идет, как и должно – я королева, выбравшая новый путь, мне не пристало оправдываться или просить совета у подданных. Но оставалось в душе нечто такое, что верило, надеялось и желало, чтобы подруги поняли, пусть не одобрили, но согласились со мной.