Страница 17 из 24
Охранник остался стоять у дверей, а врач попросила Николая подуть в трубку прибора.
Поколдовав кнопками и рычажками, она внимательно посмотрела ему в лицо и, повернувшись к капитану, произнесла: «Есть алкоголь …, правда, в небольшом количестве». И, Николаю: «Дайте ваш палец. Я должна взять кровь на анализ».
Закончив возиться, она, собрав какие-то провода и тонкую трубку прибора, не попрощавшись, вышла из кабинета.
Николай в полной растерянности, и с продолжающимся шумом в ушах, услышал, как капитан приказал охраннику увести его, а затем последовал не очень громкий, или так показалось ему, приказ охранника: «Встать! Руки за спину!»
- Вы же знаете, я не совершал наезда! - в последней надежде, что его поймут и поверят, поднимаясь, проговорил он. Вы делаете огромную ошибку! Вы делаете ошибку, ещё раз прошептал он осипшим от волнения голосом.
Глава восьмая
КИРИЛЛ
Появился он на территории рынка почти вовремя. Ну, опоздал, даже не опоздал, а чуть-чуть задержался. Подумаешь, велика беда, не умерли же без него все торговцы, подумал он. А отъевшаяся морда его хозяина вон, за прилавком торчит…. Ишь, косит глазом! И земляной…, тьфу, ты! - земной, поправил он себя, шарик не перестал вращаться в моё персональное…, преперсональнейшее отсутствие.
« Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой...»
Вспомнились ему слова давнишней песни. А как там дальше-то? Ей Богу не помню…. Хотя… там же…, кажется, повторяются слова…. Ааа, вроде бы так:
«Крутится, вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть...»
Дальше у него застопорилось. Ну, никак не хотело вспоминаться, и всё! Ну, никак, хоть убей! А ведь раньше…! Раньше он помнил слова этой песни. Они с Ниной частенько её напевали сидя на берегу Иртыша, или потихоньку плывя на катере по течению реки, всё дальше и дальше от города. Эх! Какое это было время…
- Эй, друг, ты что, уснул? – прервав воспоминания, раздался хриплый голос его напарника. - Давай, тащи ящик с помидорами. Гля, Васька-буржуй зырит на тебя во все свои лупоглазки - того и гляди накостыляет по шее.
Кирилл с трудом поднялся с пустого ящика, на котором сидел, и поплёлся в подсобку за помидорами. После вчерашнего застолья у Лёньки было невмоготу шевелиться. Даже утренний душ дома не снял до конца похмелье. Хотелось лечь и не шевелиться, так он был разбит.
Кое-как дотащив хлипкий ящик до прилавка, Кирилл совсем выдохся. «Даа… старею я что ли?» - отрешённо подумал он, и поплёлся, еле переставляя вдруг ослабевшие почему-то ноги назад, в подсобку.
- Эй! Кирилл! – опять привязался к нему напарник, - ты чего такой смурной? С бодуна вчерашнего, или дома жена, что ли на тебя наехала? Так мы же, вчера, одинаково пили, и похвастался - смотри, я как тот огурчик! - Ты подожди, подожди, - в его голосе слышалось явное волнение, - я сейчас, я картошку отнесу вон той старой грымзе и дам тебе опохмелиться. У меня немного осталось в заначке…. Я не жадный для друга.
Кирилл прилёг на мешки с картошкой. Сердце билось барабанной дробью, а слабость навалилась такая, что пошевелить рукой было невмоготу.
Даа… укатали сивку крутые горки, как-то замедленно подумал он. Это ж, сколько мне годков? Так…, давай посчитаем, пересиливая слабость стал он дальше рассуждать - если я родился в тысяча девятьсот сорок третьем, а сейчас две тысячи первый, то, дай бог правильно сосчитать и не ошибиться…
Он начал считать в уме, но что-то с этим делом, то есть с этой чёртовой арифметикой, у него не заладилось.
Даа, что-то у меня голова совсем перестала варить…, и вообще… - с горечью сделал он заключение по поводу своих умственных и физических способностей: скоро от этой ежедневной пьянки два плюс два не смогу сложить.
Так, в сорок треть…, тьфу ты! От две тысячи первого отнять одну тысячу девятьсот сорок три – это что же получится? Это получится…
Кирилл напряг мозг и даже закрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало его от умственной работы.