Страница 55 из 60
Весна рано стала радовать теплом и цветением природы. Вера любила каждый день прогуливаться в саду, чтобы насладиться, отдохнуть душой, тревога в которой почему-то так и не отступала. Вот и сейчас Вера гуляла, оставив Фредерика пока одного, чтобы смог более внимательно заниматься своими делами в кабинете.
Только Фредерику это именно в тот день не удалось. Переживая не менее, чем она, почему Грегор долго не возвращается и не шлёт никакой весточки, как обещал, он несмело поднялся от рабочего стола, когда дворецкий сообщил о прибытии некоего господина в чёрном, хотя и знал, кто это был.
Сердце бешено застучало, будто чувствуя что неладное, пока в кабинет не прошёл явившийся Грегор. Он дождался, когда дворецкий закроет к ним дверь, и посмотрел в глаза уставившегося Фредерика. Этим пронзительным взглядом, полным скорби, сожаления, Грегор сказал многое...
-Нет, - вымолвил Фредерик.
-Мёртв, и уже давно, - сразу ответил по-русски тот и далее вернулся к родному языку.
Он сел в кресло рядом и рассказал всё, что было.
Найти место, где жил отец Веры было сложно, поскольку имя его уже давно было не Степан Матвеев, даже не Йон Гожану, как было известно Вере и Оделии. Из за того, что он был беглым крепостным, ему пришлось менять имя не один раз. Жил он тоже уже не в Тарутино, а в Малоярославце — одна из станиц на юге Бессарабии, где беглые и устраивали свою жизнь под молдавскими именами, поскольку молдаван нельзя было закрепощать.
Таким образом Степан Матвеев стал свободный, счастливый за будущее своё и за будущее дочери, которую, как был уверен, оставил в добрых руках. Только когда Грегор приехал, чтобы найти его и забрать к дочери, Степана уже на этом свете не было. Соседи, рядом с которыми он проживал и работал, как и они в поле, рассказали, что умер он ещё два года назад от болезни.
Приняв столь печальное известие, Грегор не стал слать никаких вестей, решив приехать сам,... рассказать всё, как есть, лично... Фредерик выслушал его теперь. Молча. Больно... Он смотрел в окно на прогуливающуюся там любимую и готовил себя к тому, чтобы как можно меньше причинить ей боли, горестей, которых совершенно не желал...
-Ik zou het niet vertellen (Я бы не рассказывал), - предложил Грегор, чтобы не говорить правды, а чтобы Вера так и думала, будто отец жив, просто остался там.
-Ik ga niet liegen. Zij is alles voor mij (Я не буду лгать. Она всё для меня), - не сводил с любимой глаз Фредерик.
Было решено. Только как и когда сказать — смелости не находилось. Поддерживающая рука кузена коснулась его плеча. Он чувствовал поддержку и сочувствие, только это мало сейчас помогало. Фредерик рассказал обо всём, что и как было здесь, пока Грегор отсутствовал. Рассказал и про романтичные прогулки, совместные беседы, счастье и про то, что принял православие, что теперь дома есть специальная комната с иконами (домашнее святилище), которую освятил сам священник и где они с Верой могут молиться.
Поддерживая и словом, и открытостью души, Грегор был счастлив за него. Высказав надежду на то, что в скором будущем получится встретиться в более радужном настроении и со своей супругой вместе, он ушёл.
Фредерик ещё некоторое время стоял у окна и наблюдал за любимой. Она уже сидела у сирени, поднимала лежавшие на земле несколько веток с благоухающими цветами. Она вдыхала их аромат, наслаждаясь весною, жизнью, и пока только Фредерик знал, что именно ему придётся нарушить всю ту идиллию, которая была до сих пор.
Весна, которая подарила роскошный теплом апрель, свежий и нежный май, подходила к концу. Надеясь, что с этой поры жизнь не прекратит одаривать чудесами радости, Фредерик медленно вышел в сад. Он вспомнил не так давно выученное стихотворение, которое и ему, и Вере так нравилось, которое как никогда говорило обо всём, что мучило сейчас. Он приближался к своей возлюбленной и нежно рассказывал его:
Спирается в груди болезненное чувство,
Хотим прекрасное в полёте удержать,
Ненаречённому хотим названье дать -
И обессиленно безмолвствует искусство?
Что видимо очам - сей пламень облаков,
По небу тихому летящих,
Сие дрожанье вод блестящих,
Сии картины берегов
В пожаре пышного заката -
Сии столь яркие черты -
Легко их ловит мысль крылата,
И есть слова для их блестящей красоты.
Но то, что слито с сей блестящей красотою,-
Сие столь смутное, волнующее нас,
Сей внемлемый одной душою
Обворожающего глас,
Сие к далёкому стремленье,
Сей миновавшего привет
(Как прилетевшее незапно дуновенье
От луга родины, где был когда-то цвет,
Святая молодость, где жило упованье),
Сие шепнувшее душе воспоминанье
О милом радостном и скорбном старины,
Сия сходящая святыня с вышины,
Сие присутствие создателя в созданье -
Какой для них язык?.. Горе душа летит,
Всё необъятное в единый вздох теснится,
И лишь молчание понятно говорит.*
* - отрывок из стихотворения «Невыразимое» В. А. Жуковского, 1819 г.