Паруса для Марии

«Ты – самое лучшее, что есть в моей жизни. Когда закончится этот рейс, я женюсь на тебе».

Мари открыла глаза. Сон упорхнул в одно мгновение. Будто и не спала. Так когда она перестала ждать? Через год? Через два? Или ждет до сих пор?

Тогда, пять лет назад, она вытащила себя из такой кучи дерьма, что не верилось. Загрузилась учебой и работой настолько, что почти не успевала вздохнуть. Рядом были отец и Ральф. Ральф – особенно. Если бы не он…

Глухо зазвонил мобильный. Мари медленно встала и подошла к креслу, на котором валялась сумка. Вынула телефон. Поморщилась. Звонили из Кронштадта. Работа. Работа – это хорошо. Это панацея от воспоминаний.

Через час она уже была в порту. И мысленно усмехалась – панацея здесь не работала. От себя не убежишь.  

Капитан «Клелии» нервно потирал виски, будто у него болела голова. А Мари д’Эстен отчаянно пыталась отбросить всякую мысль о том, что когда-то на этом судне ходил другой капитан.

- Как это случилось? – добивалась она, стоя в управлении портом.

- У нас две версии – либо нарушение техники безопасности, либо… Сами все понимаете…

- Вы же сегодня должны были выходить в рейс, - Мари прижала руку ко лбу. В нем словно бы гвоздем пытались пробить дырку.

Пожар.

Ночью на «Клелии» произошел пожар.

Повреждено машинное отделение. Серьезно повреждено.

А это означало, что они теряют весомую часть прибыли, на которую рассчитывали. Для «Клелии» сезон сорван. В лучшем случае отремонтируют до осени. Это катастрофа? Нет, просто она проиграла. Наверное…

Позднее, решив бо́льшую часть вопросов, Мари шла вдоль портовой набережной и судорожно набирала номер Ральфа, тщетно пытаясь справиться с чувством, будто рушится мир.

- Я уже знаю. Я вылечу ближайшим рейсом.

- Откуда ты знаешь?

- Дональд связывался с DartGlobal, там все на ушах. Я лечу, Мари.

- Я сама разберусь.

- Да ты уже разобралась.

- Это случайность. И ты это понимаешь. Мы получим страховку, и…

- Мари, не сходи с ума.

Замерла. Перед ней возвышался лайнер компании DartGlobal. «Анастасия».

«Кстати, все лайнеры нашей компании носят женские имена. У нас и «Мария» есть».

Сентиментальность отца не знала границ. «Анастасия» в честь бабушки. «Клелия» в честь матери. «Мария» - в честь нее…

- Не прилетай. Я сказала, что разберусь.

Нажала отбой. И так и осталась стоять, не в силах оторвать взгляда от белоснежного корпуса огромного судна. Так, будто теперь по-настоящему встретилась со своим прошлым.

Что-то случилось. Не могло не случиться. Он всегда чувствовал безошибочно, даже не нужно было видеть своими глазами.

В порту царила суета, были включены все прожекторы, отчего стало светло, как днем, хотя утро было серым, пасмурным, безрадостным. Зимин спешно направился к причалам. Оглядевшись, увидел следы пожара на «Клелии». Еще один дом, бывший. Сколько их было, таких домов, если разобраться?

Приблизился. Пожар, похоже, был уже потушен, но дым еще стоял над палубами лайнера. И вдруг Михаил увидел знакомый силуэт, до него стали доноситься обрывки слов, разобрать которые он не мог.

Зимин подходил все ближе. Заметил, как внимательно она смотрит на борт соседнего лайнера. Поднял глаза и увидел «Анастасию». На миг показалось, что последних пяти лет не было.

- Привет, Маш, - сказал Михаил, оказавшись рядом с девушкой.

Мари резко дернулась. Боль стала почти физической. Все нахлынуло разом, и она не знала, совладает ли с этой волной, которая сметала все барьеры, что она выстраивала долгие годы. Повернула голову. Он стоял совсем близко. Так близко, как если бы между ними не пролегло их прошлое – его обман, ее любовь… И его голос… Который совсем-совсем не изменился. Ма-ша.

- Привет, - сказала она сиплым голосом, - у тебя сигареты есть?

- Нет.

Зимин помолчал.

- Жалко «Клелию». Серьезные повреждения? – заглянул ей в глаза. Чужие, потерянные. – Почему ты здесь одна? Где твой отец? Где этот твой, Ральф?

- О…. Так ты еще помнишь. И немецкий не забыл. А я-то думала, что у тебя провалы в памяти.

- Не я один страдаю такими провалами. Кто-то заболел ими гораздо раньше.

- Раньше… - механически повторила она. – Ладно. Раньше… Папа умер. Ральф в Гамбурге. Как ты живешь?

- Обыкновенно, как все. Я не знал про твоего отца. Сочувствую... Ты изменилась... - подошел чуть ближе.

- Все меняется, – пожала плечами, - это нормально.

Все, кроме этой боли, от которой никогда не избавиться. Мари почувствовала, как по щеке бежит слезинка, и не знала, что оплакивает. «Клелию» или себя?

- Помнишь, я когда-то сказала… - запнулась.

Михаил протянул к ней руку и стер бегущую по щеке слезу.

- Я все помню, что ты говорила.

- … что я бы хотела увидеть «Клелию» и тебя капитаном. Жаль. Не сбылось, - Мари тряхнула головой.

- Не жалей. Небольшая потеря, - Зимин усмехнулся. – Мало ли, что не сбывается. У нас говорят: «Что ни происходит, все к лучшему».

- Зачем ты сюда приехал?

- Должен был встретиться с другом. Но их могут пока не пустить к причалам. Останутся на рейде.

Долгов звонил накануне. Человек из реальной жизни, которая не отравлена ядом прошлого. Сообщил, что будет в Кронштадте, что семья в Питере, что цель номер два – забухать с лучшим другом. Номер раз – повидать жену и детей. Это его Зимин надеялся встретить в порту в это утро. Но встретил Машу. Случайность.

- Значит, зря приехал, - шепнула она.

- Не зря. Я ведь, правда, все помню... - сказал по-русски и продолжил уже по-немецки: - Потом встретимся, ничего.

Что-то в ней натянулось, завибрировало подобно струне – что-то очень хрупкое, почти незаметное, о чем она и не знала. Завибрировало так, что непроизвольно задрожала всем телом. И все равно стало, что она всегда знала эту его привычку – говорить по-русски, чтобы она не поняла. И совершенно безразлично, что теперь она не хотела, чтобы он догадался, что она понимает.

- Ты ничего не знаешь обо мне, - прошипела Мари, чувствуя, как кривится рот, - ты не знаешь, как я жила все это время. Не знаешь, что это значит – жить в моем мире. Ты ничего не знаешь, Зимин! У тебя даже сигарет нет. Вот и катись к черту!

- Ты сама решила, что мне не нужно знать об этом. Сама вычеркнула меня из своей жизни и выбрала такой ход событий. И если тебе это не нравится, не забывай, что ты сама так захотела, - в противовес ее выпаду его голос звучал спокойно. Он помолчал, отвернувшись от нее и глядя куда-то далеко. Слишком далеко отсюда. И заговорил снова: – А к черту я прикатился лет пять назад. Знаешь, мы с ним даже подружились.

Зимин снова перевел взгляд на Марию.

А она опустила глаза. Пусть так. Пусть, решила она. В конечном счете, это она покинула лайнер. Тогда как назвать то, что было после? Местью? Но хуже всего то, что он говорил так спокойно. Будто не с ней.

- Хорошо, - устало проговорила Мари. А то, что в ней жило, вибрировало, дрожало, прекратило жить, вибрировать и дрожать. – Прости меня. Прости. Мне пора.

- Почему ты все разрушила? Почему выбрала свой мир? Чем, черт возьми, тебя не устроил мой? Я оказался недостоин наследницы DartGlobal?

Слова вдруг стали лишними.

Михаил взял ее за руку, притянул к себе и поцеловал. Жадно, жарко. Знал, что у него есть лишь несколько мгновений, в которые она будет принадлежать только ему. И еще знал, что это, может быть, единственная возможность снова почувствовать ее губы. Он чутко прислушивался к ее телу, ожидая, мечтая, что оно откликнется на его поцелуй. А она… Она все еще помнила его... пять лет прошло. За которые она пыталась вытравить воспоминания о его поцелуях. Думала, что вытравила. И вот его губы на ее губах. Безвольных. Покорных. Узнающих. Мари закрыла глаза. Обвила руки вокруг его шеи. А потом дернулась прочь. Было слишком больно.

- Никогда больше не прикасайся ко мне, - выдохнула она.

Ему лишь показалось. Так же, как и пять лет назад. Она снова играет с ним. Манит и прогоняет. Какая изощренная пытка.

- Как скажешь. Я исполню любое твое желание. Успехов вам, госпожа д’Эстен, - деланно поклонился Зимин.

Развернулся и пошел прочь. Достал телефон.

- Наташка? Привет! Я приеду? Сейчас. Да, хочу!

Глядя, как он бежит прочь, она отчаянно пыталась удержаться от первого порыва броситься следом. Безумие какое-то. Так нельзя. Нельзя, иначе никогда не закончится. А ей было очень нужно, чтобы закончилось прямо здесь, прямо сейчас, в этом проклятом порту.

Она его обвинила.

Он ничего не знает о ней.

Но, справедливости ради, она тоже ничего не знает о нем. И, наверное, никогда не знала.

В сумке завибрировал телефон. Снова Ральф.

Сбросила вызов. Все-таки очень хотелось курить. Что ж, у девушки должна когда-то случиться первая сигарета.

‍