Страница 8 из 11
Вдруг женщина встала и, поудобнее перехватив ребенка, пошла в сторону, смотря неотрывно куда-то вдаль. Казалось, женщина идет медленно, но через несколько секунд ее удаляющаяся фигурка, мелькнув у далеких холмов, исчезла навсегда. Осознав и почувствовав огромную потерю части своего «Я», Еж Петрович понял, что все, что осталось в нем, – это контролируемая ярость и, с другой стороны, вселенское желание создавать и творить добро безвременно и всюду. Еще через секунду сознание, разгоряченное боем и пораженное значимостью потери, само сделало выбор.
Копыта сами понесли к обрыву, и Еж Петрович просто влетел на отрывшийся простор прерии. Вместе с поднимающейся из глубины существа яростью тело ощутило небывалое чувство голода и контрразведчик на бегу косился на редкие растущие стебельки травы. Не зная, как заставить себя есть, Еж Петрович начал было мучиться нерешенностью проблемы, когда решение пришло само. Нужно просто наклонить голову к земле и приоткрыть рот, а оно само оттуда и укусит. Голод Еж Петрович не утолил, но сознание заполнилось нужностью происходящего.
Готовиться к бою, да и воевать, не пришлось. Скорость бега, взметнувшись до неимоверной, метнула сознание в кроваво-бардовый ромб, по пути сбив мощным лошадиным телом закувыркавшуюся вместе с расчетом артиллеристов короткоствольную пушку. И сразу разгоряченное, казалось, прыгающее мячиком сознание окутала напряженно-давящая тишина.
То, что он человек, точнее, коротконогий мальчуган, пинающий теми самыми ногами, обутыми в поношенные сандалии, комки земли, Еж Петрович осознал сразу. И сразу все существо охватил неимоверный стыд и разом разросшаяся до неимоверных размеров непокорность перед другими, заставляющая, скорее, умереть, но не признаться другим в охватившем чувстве. Стыд казался настолько всеобъемлющ и важен, что мальчуган никогда не смог бы ни с кем поделиться подаренным судьбой знанием, просто стоял и пинал комки, стараясь сделать лицо как можно бесстрастным.
Теперь Еж Петрович действительно ощутил испытанное ранее раздвоение личности с лошадиной головой. Вжиться в созданную в пространстве личность виртуалу помогли слышимые где-то, смутно знакомые нотки голосов.
– Извиняйся! Извиняйся, я кому говорю! Мы тут с тобой весь день стоять будем? – высокая девушка в пилотке со странным остроугольным шейным платком строго смотрела на Ежа Петровича. – А ну, Галка, покажи-ка ему, как извиняются.
Девчушка в платьице и сандалетах бодро шагнула вперед и, вметнув руку углом над головой, выстрелила нужное слово.
– Ну, салют делать не надо. И вообще еще посмотрим, как может среди нас находиться такой гордец. А ну говори «извините»!
Чуть подняв голову, Еж Петрович покосился было по-лошадиному в сторону, дернул подбородком и сразу понял происходящее. В стороне от окружившей его детворы стоял малец и, разинув улыбающийся рот, держась за голову двумя руками, всем своим видом старался принять участие в столь увлекательно развивающихся событиях. Рядом валялся привязанный к тонкой веревке обломок красноватой застывшей глины.
– Это ж надо догадаться кирпич на шпагат привязать и над головой со свистом! Карусель у них! Кто, значит, успел, тот присел, – девушка старалась прятать рвущийся наружу смех и просто не могла побороть желание заставить ребенка извиниться перед пострадавшим. Ведь мировые устои рухнут, если я этого не увижу! Стоит, наглец, руки в карманы, еще и комья пинает. – А ну извиняйся, наглец, а то мы тебе все байкот устроим!
Окружавшая мальчугана детвора нехотя покивала, кое-кто уже начал расходится.
Чувство стыда стало рассасываться под влиянием интереса к происходящему, но досмотреть постановку виртуал не успел. Прямо перед глазами на фоне обветшалого, наверное, деревянного строения с портретом какого-то старика на фронтоне возникли сразу два портала-перехода. Один – просто матовая поверхность с изломанными краями на фоне двери в здание. Другой чуть сбоку – знакомый до повседневности образ телепорта в здании контрразведки, которым Ежу Петровичу приходилось пользоваться постоянно. Выбор был ясен с самого начала.
Мальчуган поднял голову, взгляд стал взрослым и неимоверно далеким, жаждущая раскаянья девушка открыла рот и даже отшатнулась, а контрразведчик бодрым шагом прошлепал стоптанными сандалиями к матовой поверхности. Махнул пред дверью рукой и сразу исчез, не успев услышать сзади крик удивления.
* * *
– Послушай, это как минимум безответственно. Здесь опасно останавливаться, ты об этом прекрасно осведомлен.
Человек в закрытом орбитальном комбезе смотрел на другого, сидящего в соседнем кресле маленькой рубки. Второй, не обращая внимания на слова, несколькими движениями пальцев установил судно в дрейф и, откинувшись в кресле, изучал данные с главного экрана.
– Наши действия не так легко обнаружить, как представляется твоему страху. А я не могу бросить сеанс. Я веду этого человека уже полмесяца и, поверь, никогда не совершаю бессмысленных поступков.
– Тебе виднее, – первый, работая с панелью управления кораблем, с неудовольствием покосился на возникшую вокруг головы второго инфоауру, – но я буду обязан доложить о твоем недопустимом поведении. Да, я обязан подчиняться тебе, но даже ты не смеешь…
– Лучше помолчи, выскажешься потом. И вообще я уже наслушался твоих брюзжаний. Все, я отключаюсь, на тебе корабль.
– Да уж понятно, что на мне. Обратного вихря!
– И тебе обратного вихря!
Человек в закрытом шлеме замер, матовое стекло обзорника являло отлитую в металле статую. Первый с тоской посмотрел на него, перевел взгляд на экраны и, привычно активировав команду, стал прослушивать окружающее пространство космоса.
* * *
Теперь вокруг стоящего, скорее, просто находящегося в пространстве Ежа Петровича в привычном «скафе» внештатника, была только вселенская пустота, еще более откровенно навевающая бесконечность любого пути клочьями сероватого тумана, занесенного сюда, казалось, совсем из другого виртуального пространства. Вместе с осознанием себя и чувством защищенности, подаренном памятью, контрразведчик ощущал огромную опасность для собственного «Я». Что-то, в случае, если он будет раскрыт, могло погубить его, и даже больше – Еж Петрович понимал, что это что-то только и ждет его уничтожения, и неважно, будет он покорен перед чужой силой или нет.
– Боец, не боец? А может контрразведчик? Что ж понятно, скучно лямку тянуть, решил развеяться? – голос звучал, казалось, ниоткуда, только туман вокруг чуть поменял свои вихреватые, ползучие движения. Еж Петрович продолжал рассматривать туман, но поворачиваться в стороны не стал.
– Что молчишь? Вроде непугливый, – из тумана проявился человеческий силуэт в покрытом матовыми точками орбитальном комбезе. Приблизившись, остановился напротив.
– Я буду обсуждать снаряжение с пилотом орбитальника или ты тоже комбез на барахолке прикупил? – Еж Петрович решил работать зеркально, имитируя чуть испуганного, но заявляющего о своем бесстрашии, считающего себя прожженным виртуалом собеседника.
– Ну-ну. Злые нуклиды! Да ты просто напуган! Так? Что страшно показалось до меня добираться?
– Ага. А скажи, что бы случилось, пойди я в тот переход у стойбища индейцев? – подыгрывать непонятному пилоту орбитальника оказалось несложно, только вот кто кого переиграет?
– Там ты бы ощутил глупости прожитой жизни. Дорога до меня необходима для полноценного изучения твоего энергоряда. А ты понимаешь, что это мой мир? И я могу делать тут все, что хочу. И если ты мне не понравишься, в реальность ты выйдешь в очень истощенном состоянии. Можешь и помереть.
– Понимаю. Ты модератор?
– Модератор. А тебе не хватило собственных миров, и ты решил искать другие? Что, адреналину в жизни не хватает?
– Возможно. Но ведь глупо не изучать другие миры. Зачем же тогда быть виртуалом? Мои миры для меня уже как обрыдная реальность.