Страница 12 из 15
Когда чайник закипел, Таня, налив себе горячего чаю в чашку, прошла на балкон. Глотнув горячего чаю, она поставила чашку на подоконник и, упершись руками о парапет, выглянула вниз, во двор. Несколько мужчин в черной форме стояли возле машины и о чем-то громко беседовали. В соседнем крыле дома на всех этажах горели окна, в которых виднелись мужские силуэты. Один, стоявший у окна на шестом этаже, увидел девушку и помахал ей рукой. Таня, почему-то испугавшись его, кивнула ему и, схватив чашку, ушла в комнату.
***
Проснувшись рано утром, Таня наскоро позавтракала и, приведя себя в порядок, поспешила уйти из квартиры. Всю ночь ее мучали кошмары, несколько раз она просыпалась. Выспаться толком не удалось.
Уже выйдя из арки, она поняла, что давно не заходила к маме. «Пожалуй, — думала она, поворачивая, — стоит зайти к ней. Не думаю, что она обрадуется, но… Зайду все-таки. Хотя бы просто узнать, что с ней все хорошо. Сказать ей о дяде Мише и Юговцах? Нет, не буду. Если сама скажет, что видела его, то скажу… Но не о моем вступлении. Этого ей знать не следует».
Завернув в свой родной двор и пройдя в подъезд, она нерешительно остановилась возле двери квартиры. Она была приоткрыта, в квартире — тишина. Таня замерла, приготовившись к самому худшему. Но тут она услышала, как на кухне тихо засвистел закипевший чайник — значит, кто-то там был. Аккуратно раскрыв дверь, она проникла в квартиру.
Маму она сразу же нашла на кухне. Она готовила завтрак. Увидев дочку, она несколько обрадовалась.
— От отца есть что-нибудь? — спросила девушка, улыбнувшись.
— Нет. Ни от него, ни от Коли.
— Как ты? — спросила Таня, присаживаясь за стол.
— Даже и не знаю, — женщина тяжело вздохнула. — Все плохо, Таня. Не знаю, что и делать…
— В чем дело?
— Я живу в твоей комнате вместе с соседкой и ее малолетними дочками. Немцы заняли наши квартиры. Чудо, что разрешили хотя бы в одной комнате остаться… Других во дворы согнали, в сараи и дворницкие.
Сердце девушки дрогнуло. Она уже хотела было предложить переселиться к ней, но передумала. «Нет, — решила она, — она может помешать мне… Вся игра пойдет коту под хвост. Нельзя… Ведь может такое быть, что ко мне придет кто-нибудь… Да тот же Макс Ридель и придет, а там она. Нет, нельзя. Ридель… Точно! А ведь это хорошая идея. Во всяком случае, попробовать стоит».
— Ты останешься завтракать? — тихо спросила у нее мать.
Таня, взяв свою сумочку в руки, поднялась со своего места и, попрощавшись с ней, пообещав, что в скором времени все наладится, стала двигаться к выходу.
— Что ты! — она всплеснула руками. — Останься. Они еще спят. До девяти точно спать будут. Тебя никто не увидит. Танечка!.. — девушка остановилась у двери. — Ты сама-то как?
— Я в порядке, мам, — Таня попыталась улыбнуться, но у нее это не получилось. Взглянув на мать в последний раз, она вышла из квартиры.
Чтобы мама не успела нагнать ее, девушке пришлось ускорить шаг. Она слышала, как та кричала ей что-то вслед, но старалась не обращать на ее крики внимание.
Таня, так и не сбавив шаг, быстро добралась до бара. Только там, умывшись под холодной водой, она пришла в себя. «Что же это я, — думала она, стоя над раковиной, — с родной матерью так… А что мне еще делать? Все, о чем я ей хотела бы рассказать — это дядя Миша с Юговцами и Ридель. Но нельзя, нельзя мне о них говорить ей. Пока…»
В зале она прибралась довольно-таки быстро. Подмела, помыла полы и протерла все столики. В помещении было очень жарко — август давал о себе знать жарой под сорок. Тане очень хотелось раскрыть дверь, чтобы в зал проник свежий воздух, но ей приходилось мучиться в духоте. Она знала, что если сейчас она раскроет ее, то сразу же набегут немцы, которых она вряд ли сможет выпроводить отсюда.
Когда же девушка дошла до мытья окон со стороны улицы, дело пошло быстрее. Вынеся стремянку и ведро с водой, она счастливо вздохнула, когда слабый ветерок обдал ее лицо. Подвязав волосы, Таня намочила тряпку и принялась за дело.
Работать было несколько скучно, да еще и солнце припекало, так что Таня сама не заметила, когда начала петь. Она слышала уже, что петь советские песни запрещено, но у нее выбора не было: других она не знала. А работать, не напевая что-то, она не могла.
Минут через десять мимо нее прошли несколько немцев. Один, отстав от своих друзей, остановился рядом со стремянкой и, глядя снизу вверх на Таню, спросил, не боится ли она петь по-русски. Сказав, что она не боится, она попросила не мешать ей и пригрозила, что если он сейчас же не уйдет, то она плеснет в него водой. Тот, рассмеявшись, ушел.
Когда же немец ушел, девушка продолжила протирать окно так, чтобы не оставалось разводов. Она знала довольно-таки много разных песен, но почему-то все выветрились у нее из головы. Поэтому, приступив ко второму окну, после «Катюши» она начала «Сталин — наша слава боевая…» В тот момент ей казалось, что она ничего не боялась уже.
Вдруг сзади послышались шаги, и Таня замолчала.
— Что ты сейчас пела, девочка моя? — донесся мужской голос снизу. Тане показалась, что она его уже где-то слышала.
— Песню про Сталина, — ответила она, несмело поворачивая голову. Внизу стоял улыбающийся Макс и еще один мужчина. Таня вспомнила, что видела его в баре. Тогда она приняла его за Макса. — А что нельзя? Я и по-немецки могу спеть, не боюсь!