Страница 20 из 61
Пьянящие поцелуи, жар прикосновений, сладостное томление волной накрывают меня. Я знаю, что он здесь, рядом. Как тогда, в ночь после нашей помолвки, смотрит, лаская взглядом. Я ощущаю его каждой клеточкой своего тела. Тепло дыхания на губах за миг до того, как он начинает меня целовать. Неторопливо, словно желая растянуть эти мгновения близости, насладиться моей беззащитностью, вкусом моих губ. Я задыхаюсь под тяжестью мужского тела. Хочу взмолиться, чтобы остановился, не толкал в бездну греха. Но дразнящая ласка требовательного языка гасит все мысли.
— Моран… — в тишине комнаты слышится шепот, смешиваясь с едва различимым вздохом. Не знаю, каким должно быть окончание фразы: приказом прекратить или же мольбой продолжать эту опасную, сводящую с ума чувственную игру.
Страж не дает мне времени на раздумья. Прикусывает в поцелуе губу, и вновь я ощущаю, как его язык сплетается с моим, заставляя трепетать от нового, доселе неизведанного чувства.
С каждым мгновением ласки становятся все требовательнее, все настойчивее. Высвободив из плена кружевной сорочки грудь, малейшее прикосновение к которой рождает внутри невозможно сладкую дрожь, он начинает покрывать ее поцелуями, опаляя нежную кожу, заставляя выгибаться ему навстречу, лишь бы снова ощутить прикосновения жадных губ.
Понимаю, что близость эта запретная, но желание быть с ним сильнее благоразумия.
Страж смотрит на меня, не отводя взгляда, и я погружаюсь в этот темный, бездонный омут. Такой же темный, как узоры татуировок, вырисовывающиеся на стальной груди и плечах во мраке спальни. От этого взгляда я возбуждаюсь даже больше, чем от любых ласк. Чувствую тяжесть ладони на другом, сладко ноющем полушарии. Требовательные пальцы, горячие, немного шероховатые, задевают тугую горошину соска, и мне кажется, что я сгораю заживо. Огонь растекается по венам, концентрируясь внизу живота.
Безумные, незнакомые ощущения, от которых кружится голова и сердце колотится, как сумасшедшее.
Безумная я.
Мне бы оттолкнуть его, собрать воедино остатки здравого смысла и заставить остановиться, но мысли лишь об одном: что будет, когда я почувствую его внутри себя. От мимолетного, бесстыдного образа, мелькнувшего в сознании, с губ срывается стон удовольствия.
И больше уже не хочется сопротивляться. Зарываюсь пальцами в мягкие волосы, когда страж, задрав край моей сорочки, оставляет дорожку из поцелуев на внутренней стороне бедра. Снова и снова, намеренно не касаясь самого сокровенного и тем сильнее распаляя меня, изнывающую от страсти, уже готовую принять его в себя.
Покориться.
— Возьми меня, — шепчу, словно в бреду. — Возьми, — умоляю.
Вскрикиваю от невозможного, невероятного наслаждения, когда кончик языка, дразня, касается самой чувствительной, пульсирующей желанием точки. Еще и еще, умело подталкивая к наивысшему пику блаженства. Кричу, повторяя его имя, а он все не перестает меня ласкать, доводя до умопомрачения…
…И тут я просыпаюсь с его именем на губах.
— Александрин! Ну сколько можно?! Ты вообще думаешь нам открывать?! — бушевали за дверью сестры.
Я шумно выдохнула, тщетно пытаясь прогнать отголоски желания, разливавшегося по телу. Сорочка была влажной, тонкий шелк прилип к коже, остужая разгоряченную плоть. Кружевной подол был задран, ну прямо как в моем непристойном сне. Кажется, сама того не осознавая, я ласкала себя, бесстыдно рисуя в мечтах образ искусителя-стража.
Даже обида на Морана не отрезвляла.
Единая, да что же со мной творится?!
— Александрин!!! — голос Лоиз взметнулся на октаву выше, перейдя в оглушительный визг.
Страдальчески застонав, пошла открывать своим истязательницам, так жестоко прервавшим мой сон. Который я боялась и в то же время жаждала досмотреть до конца.
Губы пылали от поцелуев, по телу пробегала дрожь, стоило вспомнить прикосновения сильных рук. Словно ночное видение являлось не плодом моей фантазии, а безумной реальностью.
Огляделась настороженно, не без оснований опасаясь обнаружить в своей опочивальне его бесстыжее чародейство. Ведь как-то же он вчера сюда проник.
— Чего это ты такая красная? — с порога приступила к досмотру Лоиз.
А Соланж участливо поинтересовалась:
— Заболела? Может, у тебя жар? — прижала ладонь к моему покрытому испариной лбу.
— Обидно будет, если сляжешь с простудой. Я слышала, как месье де Лален обсуждал с маркизом предстоящую охоту и пикник в лесу. Уверена, будет весело! — расцвела счастливой улыбкой Лоиз.
В то время как Соланж глубокомысленно констатировала:
— Нет, вроде бы температуры нет.
Странно. А такое ощущение, будто внутри меня заточено пламя, которое сжигает медленно, но верно, грозясь превратить в жалкую кучку пепла.
Может, я действительно больна? И имя этой болезни — «любовная лихорадка».
Оказывается, близняшки явились за тем, чтобы развлечь меня до прихода портнихи, а заодно порасспрашивать о вчерашней прогулке с его обольстительной светлостью. Вероятно, установку получили от маменьки. Вместе с приказом выяснить, почему за ужином мы с маркизом и парой слов не перекинулись.