Страница 1 из 14
Всеволод Васильевич Воробьёв
И зелень августа, и иней декабря
Охотничьи новеллы в прозе и стихах
© Воробьёв В. В.
От автора
Свою «Золотую свадьбу» с милостивейшей госпожой по имени Охота я отпраздновал ещё в 2002 году, – это по официальной дате моего вступления в члены Добровольного общества охотников города Ленинграда. Но с охотничьим ружьём, с тем, самым дорогим для множества настоящих охотников предметом, я познакомился ещё раньше, в 1948 году, когда у ленинградских пацанов в чести было совсем другое оружие. Так что в 2008 году[1], в августе (а это случилось именно в августе) я смог отметить уже шестидесятилетний юбилей приобщения к охотничьему оружию.
Пенсионный возраст – с ухмылкой скажет кто-то… Ну и пусть! Я же не собираюсь отправлять свою охотничью страсть и своё ружьё на пенсию. Тем более что с пенсиями в нашей стране в последние годы явная «напряжёнка». Не хватает её многим для нормальной жизни. А мне – Её Величество Охота добавляет возможностей жить полноценно и нормально, поддерживая здоровье и подбрасывая в «потребительскую корзину» вкусной дичинки по цене себестоимости патронов, поскольку я сам себе их и заряжаю.
Но, как говорится: «Не хлебом единым жив человек…» Духовная пища нам не менее нужна. Надеюсь, что современным молодым и вдумчивым охотникам интересно будет узнать, как охотились их отцы и деды, к чему они стремились, какие ценности признавали, с чем были не согласны… Тем более, что сама охота за последние два десятилетия оскудела многократно, и этот процесс пока не остановить. А в мире всё познаётся в сравнении, и чтобы к чему-то стремиться, чего-то восстанавливать, надо, по крайней мере, знать – что и как было…
А было – ещё совсем недавно всё прекрасно! Были гуси на полях у Девяткино, были русаки в перелесках и кустарниках Кузьмолово, дупелиные высыпки в Шушарах. И для того, чтобы успешно поохотиться, не нужно было уезжать за сотни километров. А просто – взять недорогую путёвку и отстоять вечернюю утиную зорьку в камышах Лахты или «Знаменки», приехав туда на 36-ом трамвае, или пострелять из-под стойки легавой собаки бекасов на заболоченных берегах Муринского ручья, или отстоять вальдшнепиную тягу на окраине Бернгардовки.
Но для того, чтобы охотничья молодёжь об этом могла узнать, мне нужно постараться всё это вспомнить и записать. Что я по мере своих сил и пытаюсь сделать. А толчком к этим воспоминаниям послужил совсем банальный, на первый взгляд, случай, с описания которого я и начну.
Искренне Ваш – Всеволод Воробьёв.
Город наступает
Позвонил недавно старинный приятель, с которым не общались около года. Куда, мол, делся, давно не виделись, а я в пригород перебрался, – воздух чистый, кругом природа. Словом, приезжай в гости и диктует адрес – Шушары… Вот те на, – знакомые места! Когда-то в Пушкине жил мой дальний родственник, сверстник Сергей. В ту пору и бродили мы с ним по пустынным тогда полям и холмам от Пушкина до Пулково и Шушар, охотясь на серых куропаток, пролётных дупелей и бекасов и даже на уток по небольшим болотцам и канавам.
В ближайшую субботу сажусь в электричку, с интересом смотрю в окно, пытаясь восстановить в памяти прежние пейзажи. И не могу узнать местность. А вот и Шушары. Та же канавка вдоль насыпи, мосток через неё. Даже здание станции кажется прежним, а вот дальше… Сколько же лет я здесь не был? Почему не радует глаз вид этих красивых многоэтажных зданий, чистых асфальтовых дорожек, магазинных витрин. Почему так цепляемся мы за прошлое, почему нам кажется, что только в нём всё было для нас прекрасно и счастливо, сейчас так мерзко и гадко, а уж о будущем так и думать не хочется. И нахлынули воспоминания…
Дорожка поднимается немного в гору. Ну, конечно, это же тот холм, на котором подняли мы тогда с Серёгой большую стаю серых куропаток. С него открывался вид на привокзальную часть города Пушкина, был виден купол Пулковской обсерватории, а на севере, в мареве заводских дымов просматривались предместья Ленинграда. Сейчас – всё это закрыто многоэтажными домами, и в одном из них живёт человек, к которому я иду в гости.
Сидим в чистой и просторной кухне, обставленной, как столовая. Из окна девятого этажа открывается вид на всю округу. «Хорошо сидим», – поднимаем стопки, закусываем, и меня тянет рассказать о прошлом этих мест. Тем более что слушатель благодатный, подготовлен и морально и «физически». После очередного тоста, глядя в окно и уносясь мысленно в то, далёкое, – я начинаю вспоминать…
Пятидесятые годы. Начитавшись охотничьей литературы, которой мы оба очень увлекались в ту пору, решили с Серёгой попробовать охотиться «с верёвочкой», как было описано в одной из книг. Раздобыли метров двадцать прочного шпагата и, уйдя в поля, стали экспериментировать.
Первый выход был неудачным. Высокая трава поднимала лёгкий шнур, он цеплялся за кусты, путался. Да и место мы выбрали не самое удачное. В следующий выход, учтя ошибки, внесли поправки в конструкцию: к концам верёвки привязали карабинчики, которые пристёгивались к поясу патронташа и легко снимались при надобности; на равном расстоянии прикрепили несколько грузиков. Научились обходить кусты и всё то, за что могла зацепиться верёвка. И дело пошло! Теперь наша верёвочка буквально прочёсывала грузиками траву, поднимая оттуда всё живое: кузнечиков, трясогузок, жаворонков, куропаток. И вот, тогда-то мы и наткнулись на дупелей. Я ещё не знаком был с этой птицей, хотя и читал о ней. Да и потом, за долгие годы охоты встречался с ней не часто. А тогда мы были просто в восторге от встречи с этой довольно редкой дичью.
И охота получилась почти классическая. Только вместо легавой собаки у нас дичь подставляла под выстрел помощница-верёвочка. Дупели лениво поднимались от неё или просто у нас из-под ног и отлетали низом и неторопливо. А стрелять влёт, тем более в угон, мы уже умели.
Я ещё раз окинул взглядом пейзаж. Кажется, вот в той маленькой низинке, только тогда в ней было посырей, я добыл красивым выстрелом своего первого бекаса. Правда, в ту пору я ещё не знал, что стрелок, попадающий в бекаса, зовётся снайпером, – это звание я заработал потом, в армии…
Тут и Геннадия, приятеля моего, «прорвало». Теперь уже мы оба наперебой стали вспоминать свои пригородные охоты и считать, сколько же замечательных охотничьих угодий поглотил за полстолетья город.
– Знаменку помнишь, – спрашивает он.
– А как же! Где ещё можно было иметь вечернюю зарю на протяжении всей ночи. Сидишь в лодке, укрывшись в камышах Финского залива, покачиваются на мелкой зыби выставленные чучела, а почти на весь горизонт перед тобой светлое небо. Слева – «Пишмашзавод» огнями подсвечивает, а справа Ленинград такой свет даёт, особенно в пасмурную погоду, что не только чирка, а комара и то видно! И доехать до охотбазы всего и дел было – сесть у Казанского собора в тридцать шестой трамвай.
– А в Лахте охотиться не приходилось?
– Бывал… Да только не очень-то динамовцы любили пускать туда наших, из добровольного общества, а сами наслаждались. Вот, скажем, второго мая на Кировском стадионе первый футбольный матч. На трибунах рёв болельщиков, а над ними гусиные и лебединые стаи летят. А чуть ли не под самым стадионом охотники кряковых селезней с подсадной уткой стреляют.
– Может, и на Муринском ручье бывал?
– Нет. Не знал я тогда этот край, пока место под гараж там не получил.
– А зря! Там после войны тоже здорово было. Поля там были, разливы от ручья и небольшая деревня – называлась Русская Гражданка. Оттуда и Гражданский проспект пошёл, новый квартал городской. Застроили все поля, где когда-то гуси на кормёжку останавливались. Дупель «высыпал». Русак водился. А уток на ручье гнездилось! И чирка, и кряквы. Потом уж промышленными стоками всё отравили. Хотя, я слышал, там опять крякухи полно, – особой, «городской» породы. Не берёт её химия, что ли? Да только есть её, такую, вроде бы нельзя. Но, говорят, «бомжи» их ловят на крючок, как рыбу на удочку, и едят за милую душу.
1
в том году начинала создаваться эта книга.