Страница 13 из 15
И почему я вдруг сейчас вспомнила ту папину фразу? Я с тех пор никогда ее не вспоминала, а сейчас она отчетливо всплыла в памяти. "Ты должна состояться как личность!" А разве я состоялась? Кто я? Жена, и только. Но разве этого мало? И потом, наверное, папа имел в виду не профессию, а что-то другое? Или я ошибаюсь? Впрочем, мало ли что говорят взрослые влюбленной девчонке. Вот мамины слова о том, что я намучаюсь с Глебом, разве они сбылись? Она ведь имела в виду, что такой красивый парень будет у женщин нарасхват, что он станет изменять мне направо и налево. Но насколько я знаю, это не так. И Глеб совсем не бабник, несмотря на то что женщины, конечно, заглядываются на него, более того, мрут как мухи. И я совершенно точно знаю, что он меня любит, что у него нет от меня секретов. Конечно, я допускаю, где-нибудь на гастролях под шумок, как говорится, он с кем-нибудь и переспал, но я ведь об этом ничего не знаю и никакие "доброжелательницы" никогда ничего мне не доносили. А когда погибли мои родители и я полгода не помню как жила, что только Глеб не делал, чтобы смягчить мою боль, а когда я потеряла ребенка, он страдал не меньше меня, сознавая свою косвенную вину. Нет, я никогда не мучилась с ним.
Просто время было уж очень нелегкое, многим пришлось пожертвовать, но я вовсе не считаю это жертвой. Надо было как-то выживать, вот мы и выживали, а кому больше досталось, это неважно. И потом, женщины выносливее мужчин.
- О чем ты задумалась, детка? - тихо спросила бабушка.
- Да так, вспомнила молодость.
- Саша, о чем ты говоришь! Чтобы я больше никогда этой глупости не слышала.
Потом вернулась из парикмахерской Инна Кирилловна, мы втроем пообедали, и бабушка почувствовала себя лучше. А в начале шестого явился Сергей Ипатьевич, удивительно симпатичный старичок, по-видимому, давний поклонник Инны Кирилловны.
Он пришел с букетиком нарциссов, расцеловал всем нам ручки, а потом вдруг посмотрел на бабушку и сказал:
- Марусенька, давай-ка уединимся минут на десять.
- Это еще зачем? - поморщилась бабушка.
- Маруся, не капризничай! - не терпящим возражения тоном заявила Инна Кирилловна.
Я ничего не понимала.
- Саша, давайте выйдем! - приказала она мне.
Пришлось подчиниться.
- Что это значит? - испуганно спросила я.
- Сережа - великолепный врач, он по сей день работает, хотя ему скоро восемьдесят.
- Вы хотите сказать, что...
- По-видимому, ему не понравился Марусин вид.
У меня упало сердце.
- Мне показалось, что бабушке стало лучше.
- Ей вообще не следовало сюда приезжать, ей этот климат противопоказан.
У меня возникло ощущение, что она во всем винит меня.
- Нет, Саша, вы тут ни при чем, вы же ничего вообще не знали, но она ведь могла попросить, допустим, меня, поговорить с вами, все объяснить, а вы бы поехали к ней. Не так уж плохо было бы проехаться в Израиль. Но ей надо было самой! Ей вообще всю жизнь больше всех было надо, вот и Венька был такой же, допрыгался до высылки, дочери лишился...
Наконец Сергей Ипатьевич вышел с довольно суровым видом и пригласил нас в комнату:
- Вот что, милые дамы, вынужден вас всех огорчить. Марусе надо немедленно возвращаться к себе.
Она просто не может тут оставаться. Это уже не шутки. А ведь предстоит еще перелет и вся эта нервотрепка в аэропортах и переезд до Арада. Это потребует много сил, которых у Маруси сейчас нет. А посему, Саша, придется вам взять на себя хлопоты по обмену билета и всему прочему. Хорошо бы отправить вашу бабушку завтра.
- Завтра суббота, - напомнила бабушка, - не выйдет. Если только завтра ночью...
- Отлично. А до тех пор тебе придется быть дома, никуда не выходить и вести себя более чем осторожно, Марусенька. А Саша потом к тебе приедет.
- Сережа, ты не преувеличиваешь? - робко осведомилась бабушка.
- Маруся! - поморщился старый доктор.
- Ну что ж, раз ты настаиваешь... Саша, тебя не очень затруднит эта история с билетом?
- Господи, бабушка, о чем ты говоришь! Я сделаю все, что возможно. Мне хотелось плакать.
Вскоре Инна Кирилловна с Сергеем Ипатьевичем ушли в театр, а я осталась в полной растерянности.
- Бабушка, может, я прямо сейчас поеду насчет билета?
- Нет, деточка, не стоит. В конце концов, улечу я завтра ночью или послезавтра днем, не столь уж важно, поверь мне. А сейчас мне не хотелось бы тебя отпускать. Посиди со мной.
- Бабушка, тебе плохо?
- Нет, сейчас уже нет, мне хорошо, я вот гляжу на тебя и чувствую себя счастливой.
- Бабушка, тебе, наверное, вредно много разговаривать.
- Сашенька, в моем возрасте даже просто жить вредно, - ласково улыбнулась она. - Сейчас мне нормально дышится, и слава богу. Но, похоже, придется и вправду уехать раньше, как ни жалко. Я бы с удовольствием плюнула на врачебные советы, но у меня в Араде есть действительно важные дела, которые нельзя бесконечно откладывать.
- Дела? - удивилась я. - Какие дела?
- Я должна составить завещание. Израиль довольно бюрократическое государство, и это будет не так уж просто. Ты ведь не прямая наследница по документам, к тому же гражданка другой страны. Но все это преодолимо. У меня есть молодой друг, Миша Цейтлин, он юрист, он мне поможет.
- Бабушка, ну зачем, - смутилась я.
- Ax, Сашенька, раньше я тоже думала, что все это не так важно, ведь что мы раньше могли оставить своим наследникам? Комнату в коммуналке или в лучшем случае квартиру в хрущобе? Но ведь и такая малость много значила в жизни. А у меня есть какие-никакие деньги и превосходная большая квартира, которая тоже немало стоит. И всем этим надо распорядиться. А сейчас, Саша, я хочу кое-что тебе отдать. А то, боюсь, начнется суета с внезапным отъездом, и еще сейчас мы вдвоем... Будь добра, открой шкаф, там на верхней полке лежит моя сумочка. Дай ее мне. Вот спасибо. - Бабушка вытащила из сумочки конверт с надписями на иврите и протянула мне. - Я хотела отдать это тебе в аэропорту, так было задумано, но мало ли что я задумала... Так вот, в этом конверте, Сашенька, кредитная карточка на довольно существенную сумму.
- Бабушка!
- Саша, тебе ведь очень нужны деньги, а я могу помочь. Не станешь же ты отказываться!
- Но мне правда неудобно...