Жизнь номер два

С проверкой, увы, как-то не особо заладилось. Завтрак, привычное общение ни о чем с Волковыми, их сборы на очередной выезд, удалившийся в кабинет отец — все это просто не давало подумать как следует, и пока что я оставался все на тех же позициях, что и раньше. Но едва Волковы покинули дом, я устремился в библиотеку. У меня вдруг появилась мысль сравнить историю боярыни Волковой, рассказанную дядей, с записью в Бархатной книге. Не скажу, что самому мне эта мысль показалась прямо такой уж умной, но за неимением других…

Уж не знаю, по какому принципу составлялась Бархатная книга в моем бывшем мире, здесь она имела вид обычного энциклопедического словаря, если, конечно, не считать роскоши издания — тот самый малиновый бархат с золотым тиснением на обложке, шикарная бумага и все такое прочее. Нужную мне статью я нашел быстро и погрузился в чтение.

«Волкова, урожденная Меркулова, Ксения Николаевна. Родилась 13-го числа марта месяца года от Р.Х. 1779 в имении Бодровка Рославльского уезда земли Смоленской».

Что?! Рославль?! Вроде же, по рассказам, что я слышал в семье, она калужская? Ладно, почитаю дальше…

«Отец — дворянин Меркулов Николай Палович (см.), мать — дворянка Меркулова, урожденная Ресина, Мария Дмитриевна (см.), братьев и сестер нет. В году от Р.Х. 1780 имение Бодровка продано и М.Д. Меркулова с дочерью переехала в купленное имение Редькино Кондровского уезда земли Калужской, а оттуда в Калугу.

В году от Р.Х. 1795 К.Н. Меркулова сочеталась браком с боярином Волковым Петром Федоровичем (см.), капитаном Калужского драгунского полка и приписана к боярскому сословию. По выходу П.Ф. Волкова в отставку уехала с ним во Владимир, где и живет поныне. Дочь — боярышня Волкова Ирина Петровна (см.)».

Ну да, как и говорил дядя, никаких порочащих сведений, все согласно официальным бумагам. Но вот почему меня так зацепил Рославль? Долго об этом думать не пришлось — потому что оттуда те самые Колядины, чей след так или иначе в моем деле просматривается. И что теперь с этим делать? Хм, пожалуй, вот что…

Я нашел и с некоторым трудом снял с полки толстенный фолиант с громким названием «Атлас вотчин княжеских и боярских да дворянских имений в Европейской части Царства Русского». Найдя интересующую меня страницу, долго в нее пялился, чувствуя, как в голове скрежещут, цепляясь друг за друга, шарики и ролики, а когда до кучи достал еще и Левенгаупта и заглянул туда, почти услышал легкое шуршание, с которым на голове зашевелились волосы. И если бы не наступило время обеда, боюсь, мой испуг мог бы проявиться еще каким-нибудь заковыристым образом.

Чего я испугался? Ну так, ничего особенного… Если не считать, что теперь я знал, кто и зачем желает моей смерти. Впрочем, кое-какие сомнения пока оставались, но вот на обеде я с ними и разберусь…

— Отец, — спросил я, когда подали десерт, — а кто из Левских и нашей ближней родни будет рожать в самое ближайшее время?

— Хм, — отец начал что-то про себя прикидывать, шевеля пальцами, — если Волковы успеют до октября Ирину замуж выдать и с зачатием там заладится быстро, то Ирина первой и родит. Если нет, ее может опередить Дарья Лукьянова, Андрея старшая дочка. А тебе зачем?

А мне зачем? А затем, что сейчас уже и сомнений не осталось. Кто и почему пытался меня убить, я прекрасно понимал. И что, думаете, я обрадованно поделился с отцом своими выводами? Вот ничего подобного. Ничегошеньки. Почему? Ну, во-первых, я пока что не до конца представлял себе технологические, так сказать, подробности покушений на свою жизнь. Во-вторых, доказать свои обвинения я не мог. Нечем было их доказывать. Это я, заметьте, не про доказательства для суда говорю, а про доказательства для отца, а уж у него-то в любом случае доверия к моим словам будет намного больше, чем у судей. А, в-третьих… В-третьих, я совершенно ясно понимал, что убийцы уже не остановятся. Или их схватят, или они меня убьют — одно из двух. Что ж, есть над чем поработать… Так что просто отговорился от отца досужим любопытством, и все.

После обеда я вернулся в библиотеку и начал составлять список необходимых доказательств, включая в него как те, что были мне известны, так и те, которые только предстояло найти. Первых было всего чуть-чуть, список вторых со страшной скоростью удлинялся. Закончив и посмотрев на дело рук своих, я горестно вздохнул. Не вытанцовывалось. Совсем не вытанцовывалось. Нет, если этот самый список номер два отдать в работу Борису Григорьевичу, он с похвальной скоростью соберет все улики и злодеев к стенке прижмет. Потому что профессионал. Но по той же причине в работу мои выкладки Шаболдин примет в том лишь случае, если на этом настоит отец. А доказать что-то отцу у меня опять-таки не получалось.

Побродив между стеллажами с книгами и поразмышляв о незавидности своего положения, я все-таки нашел выход. Не получалось? А я пробовал? И потом, на самом-то деле вовсе не обязательно отцу это все доказывать — достаточно просто его заинтересовать. А чем заинтересовать, у меня как раз-таки есть. И уж если отец заинтересуется, то и доказательства не настолько нужны станут, на Шаболдина он и так нажмет. Я даже знал, в каких именно вопросах отцу надо будет нажать на губного пристава, чтобы и тот заинтересовался моим взглядом на дело и начал всерьез рыть в нужном мне направлении. Тем более, нарыв первые же улики, Борис Григорьевич сразу оценит их по достоинству и примется копать дальше с удвоенной силой, пока не раскопает все. Цепная реакция получится, хе-хе. Остается лишь запустить ее.

Ну вот, уже что-то. Я переписал набело список доказательств, которые необходимо найти. Черновик сложил и убрал в карман, потом уничтожу, оставлять его на видном месте не следует. Проверив еще раз, все ли я внес в список, попытался включить предвидение и, кажется, у меня получилось. Во всяком случае, никакого провала своего замысла я не предчувствовал, и это уже хорошо.

В отцовский кабинет я заявился с томом Левенгаупта, положив книгу на стол, раскрыл ее по заранее помещенной закладке и ткнул пальцем в нужное место. Отец прочитал. Подумал, прочитал еще раз и ушел в себя, оставив меня терпеливо дожидаться его возвращения…

— Так, — когда отец подал, наконец, голос, я даже вздрогнул. — Так, значит, — добавил отец.

Я молча ожидал продолжения. Главное сделано — отец проникся. Можно и подождать…

— Но это… — отец замялся, подбирая нужные слова, — это только твои соображения. Шаболдину будет мало.

— Это, отец, то, о чем римляне говорили qui prodest, [2] — возразил я. — Побудительная причина к воровскому действию. То, чего сам Шаболдин так пока и не нашел.

— Ну хорошо, — согласился отец. — Но сколько времени пройдет, пока он сыщет улики?

— Не так много, — усмехнулся я. — Потому что вот и перечень тех улик, что надо искать, — я положил на стол тот самый список.

Читал его отец внимательно и медленно. Затем отложил в сторону, подумал и прочитал еще раз, уже быстрее.

— Ты и правда хочешь дать это, — на слово «это» отец нажал голосом, — Шаболдину? Да тут половина — то, чего и быть-то не может!

— Тут, отец, не может быть по-другому, — я пошел на принцип. Отец в этом деле нужен мне союзником, а значит, надо, чтобы он думал, как и я сам.

— Да? — голос отца аж сочился недоверием. — А вот это? — он ткнул карандашом в пару пунктов списка. — Как такое, по-твоему, вообще возможно?

— А как оно возможно иначе?! — кинулся я в решающую атаку. — Если правда вот это, — я показал на раскрытую книгу Левенгаупта, — а мы с тобой оба понимаем, что это правда, то только так, — мой палец уткнулся в список, — оно и может быть. Только так!

— Ну… — отец, похоже, был уже готов поддаться моему напору, — вроде бы так и получается… Но что Шаболдин скажет?

— А что он вообще может тут сказать?! — взъелся я. — У него же до сих пор ничего нет! Ни-че-го! А мы ему даем побудительную причину! И виновных с нею вместе! На блюдечке даем, с голубой каемочкой! А улики собирать, у него служба такая, ему за то жалованье платят!