Страница 36 из 52
Город медленно отходил ото сна под бормотание гоблинов-уборщиков и крики чаек. Народу в это время на улицах почти не было, не считая встреченных эльфом парочки воров, возвращавшихся с «ночной» смены. Стражники у ворот проводили его хмурыми взглядами. Их интересовали входящие в город, а покидающие Медессу, скорее всего, не несли никакой финансовой нагрузки. Но в случае с Флозерином эти взгляды были щедро приправлены расовой нетерпимостью. Он представил, как удивились они, узнав, что новым губернатором стала фьери. М-м-м! Вот, наверное, было зрелище!
Спустя час времени и несколько миль, эльф подошёл к жилищу гнома. Хозяин был дома: по окрестностям разносились гулкие удары молота, а из трубы валил густой, чёрный дым. Двери, как и следовало ожидать, были закрыты, и Флозерину пришлось изрядно попотеть, прежде чем гном открыл двери. Герхард не любил, когда его отрывали от работы, поэтому Флозерин приготовился к нелёгкому началу разговора.
— Ну? — хмуро бросил гном, вытирая грязные руки и нетерпеливо косясь в сторону мастерской. – Рассказывай, да побыстрее, зачем пришёл, а то мне надо работать.
— Опять вдохновение накатило?
— Типа того…
— Слушай, Герхард, а ты стихи писать не пробовал? Там тоже всё на одном вдохновении держится…
Гном вздохнул и принялся рассматривать кувалду, которую окружающие по недомыслию считали кулаком:
— Ну…
— Мне нужна твоя помощь, дружище.
— А, что, красотка уже не справляется?! — удивлённо взметнул вверх брови гном.
Флозерин досадливо поморщился:
— Она здесь не причём. К тому же, её нет в городе.
— Не может быть! Неужели прогнал?
— Да нет, — энтузиазм эльфа поубавился. Неприязнь Герхарда к Милли принимала иногда острую форму.
— Ладно, — смилостивился гном, — с чем пожаловал?
Рассказ не занял много времени, Герхард слушал внимательно от первого до последнего слова, задумчиво хмуря лоб.
— Хм, дела, — стукнул он кулачищем по стене, по которой, как показалось эльфу, после этого засмеялись трещины. – Подожди меня часок, мне нужно закончить работу. А по дороге обсудим это.
— Хорошо, — согласно кивнул эльф, выскальзывая наружу. Оглохнуть от этого грохота он не хотел.
Спустя означенное время, Герхард растормошил сладко посапывающего эльфа.
— Я готов.
— А Эльхо? — невинно затрепетал ресницами Флозерин.
— Вчера ещё ушла в Лес. Не может выносить шум. Будто я виноват, что родился кузнецом, а не каким-то садовником!
Эльф даже дышать перестал. Гном не часто говорил об их с дриадой отношениях, которые являлись для Флозерина загадкой №1. Потому что саму дриаду он никогда не видел, и это распаляло его интерес ещё больше.
— Всё ясно, — хмыкнул он. – Сильно поругались?
— Да нет. Но.… А ладно, чего там, скоро вернётся. Так ведь?!
— А то! Кстати, как твоя служба?!
— Пока неплохо. Сообщений о вторжениях пиратов не было, и мы пока отдыхаем, — гном потёр свою блестящую лысину. – К тому же я – главный канонир «Скромницы» и имею кой-какие привилегии.
— Здорово! А…?
— Нет.
— Понял.
Входя в гостеприимно распахнутые ворота Медессы, друзья заметили глумливые лица стражей. Оставив в их карманах почти половину марки серебром, они вошли в город, по молчаливой договорённости решив не обсуждать это событие
Саломея открыла глаза, но царившая вокруг мгла не прояснила положения вещей – где она, что с ней будет, и кто похититель. С содроганием она вспоминала события злополучного вечера.
Ей еле-еле удалось уговорить Махмета оставить ее без присмотра хоть на час. В конце концов, молчаливый кочевник согласно кивнул и вышел за двери. Далеко он не уйдёт, но и этого ей достаточно. Отослав служанок, Саломея упала на диван, не боясь, что платье из тончайшего синхайского шёлка изомнётся. Она скучала по прошлой жизни, о её спокойном размеренном течении, о балах и званых ужинах, которые устраивал её отец в их дворце, в самом сердце Исхалдура. Но с тех самых пор, как Великий Халиф был убит во время переворота своим же сыном Джабулом, спокойной жизни рода аб-Абдах пришёл конец. Новый халиф не терпел свободомыслящего советника. Но и убить его просто так не мог. Поэтому и отправил его в почётную ссылку послом в далёкие западные страны. Телохранители – дхалы, присягнувшие на верность их роду, отправились с ними, стоически перенося разлуку с родиной.
В тот злосчастный день, она с самого утра чувствовала какое-то томление, сменявшееся приступами паники. К вечеру Саломея была так измотана, что любое присутствие, даже близких людей, лишало её последних сил. Избавившись от Махмета и служанки, она бросилась на софу и впервые за целый день вздохнула свободно. Вытянувшись во весь рост, она прикрыла глаза. Ей вспомнилась мама, и на глазах девушки навернулись слёзы. Так много потеряно за это время, не счесть, но смерть матери перевесила все. Теперь ей даже не навестить её мавзолей, не полить цветы и не смахнуть пыль с саркофага. Саломея заплакала тихонько, как привыкла во время плавания, чтобы не слышал отец, которому и так было нелегко. Ни к чему ему лишний раз расстраиваться, видя её слёзы.
Вдруг она услышала странный шепот, словно несколько голосов роились в её голове, взывая к ней. Потом все они исчезли, и на их месте возник новый голос:
— Саломея! Саломея!
Она подскочила, испуганно озираясь.
— Кто это?
— Твой друг.
— У меня нет друзей.
— Нет. У тебя буду я.
— Но, кто ты? — сердце девушки забилось, словно птица, пойманная в сеть ловца.
— Джэнхан’гаш. Так меня называют смертные.
— Кто?!
В ответ голос зашёлся в приступе кашляющего смеха. В комнате резко похолодало, изо рта Саломеи пошёл пар.
— Так меня зовут людишки и подобные им, — голос снизился до едва слышного шёпота и взорвался безумным крещендо, симфонией визга, треска и скрежета.
Сначала фонтаном разлетелось узорчатое стекло в комнате, и в развёрнутый провал вплыло существо. Саломея пыталась закричать, позвать на помощь, но только беззвучно разевала рот. Чудовище медленно приближалось к ней, но сознание, в конце концов, милостиво покинуло её. Меркнувшим взором она успела заметить, как в комнату врывается Махмет, но существо одним взмахом руки отшвыривает телохранителя в полёт, окончившийся в коридоре. А потом опустилась тьма…