Страница 54 из 154
Тоне было неловко, что Ксения Николаевна с ней на “Вы”, но просить перейти на “ты” она не решалась, боялась обидеть. Да и не знала, как у них в семье принято. Бывает, что и дети с родителями на “Вы”.
— Да, про Славу, — обрадовался Кирилл, что можно вставить слово, — я уже все рассказал Антонине, что можно мальчику у нас пожить.
— У нас? — переспросила мать Кирилла, и Тоня поняла, что он еще не обсуждал это.
Ну вот, сейчас откажет, и говорить будет не о чем. А и лучше так, не надо Славику в чужих людях за ради бога приживаться. Заплатить как следует Тоне было нечем, в интернате мальчик жил почти бесплатно, по какой-то социальной программе его пристроили и из бюджета за него доплачивали. Конечно, там не сахар медовый. И со слезами Славик приходил, и с синяками. Но терпели все это, как иначе? Работать Тоне надо было, чтобы и за съемную квартиру платить, и ребенка обувать-одевать. И на выходные забирать Славика, кормить его хорошо, гулять с ним, ездить. Пусть не часто, но Тоня старалась. Вот и в Петербург также поехали в основном из-за Славика, ему для развития.
Кольнула Тоню обида. Не зависть — нет, а скорее злость на саму себя, что не может она сыночку обеспечить хорошей жизни. Как ни бьется, а, например, вот такой квартиры просторной нет у них, Славик про свою комнату и не мечтает даже. Живут они в вечном опасении, что квартирный хозяин передумает да и скажет съезжать. Нет дома. И когда появится? Никогда! Так и будут мыкаться. И кем Славик станет при такой жизни? Если бы попасть только в ту ЦМШ. Тоня бы все сделала, чтобы Славик там хорошо учился.
Она сидела, разговаривала с Ксенией Николаевной, потом смотрела альбом с фотками. Потом помогала на кухне Кириллу помыть и перетереть посуду. А параллельно все думала, думала… про свою жизнь.
Несуразную, несчастливую и, наверно, несостоявшуюся. Кто она есть? Продавщица. И то еще хорошо, что не алкашка подзаборная, какой её мать стала. А отец… Кто его знает, где он теперь. Может, освободился, а может, и на зоне сгинул. Между всем этим, своей той страшной детской жизнью и всем, что потом было, Тоня поставила могильный крест. Нет, она не считала себя сиротой. Мать у неё была, как могла родила и первое время, наверно, заботилась, иначе бы Тоня и не выжила там, на зоне. Дочка поварихи и зэка.
Вот такая история рождения. А кто их знает, может, и любовь была, а может, по пьяни настрогали. Но затянуть себя в этот омут Тоня не дала, вырвалась, вывернулась, пробилась. Училась хорошо, круглой отличницей была, поехала потом поступать в колледж, на медсестру хотела. На зоне врачи жили лучше всех, не считая начальства, конечно. Но с медициной не срослось, не так просто оказалось. И люди отговорили, что зарплаты маленькие, устроиться хорошо не всем удается. А вот куда-нибудь в торговлю... И Тоня пошла учиться на технолога. Колледж окончила с отличием, в институт поступила легко. Жила в общаге, блюла себя строго.
Не была она гулящей. И Славик — это не случайный плод временной связи. Тоня думала, что отец Славика на ней женится. Бывает и молодые семьи и живут и жизнь строят. Но не в её случае, у Тони так не вышло. Она яркая была, красивая, от ухажеров не отбиться, под окнами стояли, с танцев провожать — так дрались за право. И был один… Петя Темерев. Имя не важно теперь, разве что Мирослав у неё Петрович.
От сына она не скрывала, что да, отец есть, но жить вместе не получилось. Не врала она Славику про героя-летчика или пограничника, который погиб при исполнении. Ничего он не погиб. Живет где-то. Тоня его и знать не захотела после того, как родители, потенциальные свекр со свекровью, явились к ней в общежитие спасать своего бедного мальчика. Узнали, чья дочка Тоня, кто-то добрый им напел. С другой стороны, лучше так, чем потом бы вскрылось. Врать она не любила, когда Петя спросил, правда ли, что отец её сидел за убийство, она отпираться не стала. Сама историю эту знала смутно, но врать не сочла возможным, думала, что у них с Петром любовь.
Ребенка оставила, хотела она малыша. Не понимала, насколько будет тяжело, но если бы понимала — все равно бы аборт делать не стала. Считала убийством. Странная мысль в ней сидела, что если отец её убил, то ей надо человека родить — тогда и простится. И на ней отцовского греха не будет.
И как будто там наверху услышали её! И родила легко, и как-то находились и люди, кто помогал, и работа, чтобы жить. Работы она не боялась, с Милой познакомилась на прополке скверов. У Милы такая была практика студенческая, а Тоня подрабатывала почасово. И жилье они тогда вместе сняли, с тех пор так и остались вместе. Пусть временное, но не бомжевали же! У Милки тоже жизнь не заладилась, хоть и был муж, а толку-то? В каждой избушке свои погремушки…
Тоня вздохнула, прогнала воспоминания. Знал бы Кирилл, кто она да что, может, и на порог бы не пустил!
Она вытерла последнее блюдце, можно уже отнести чашки с блюдцами в буфет.
Решение, что со Славиком будет, так и не пришло. Вернее, решение само собой напрашивалось, как будто судьба вела, но Тоня боялась! Казалось ей: согласиться — это отдать ребенка в чужие незнакомые руки, а ведь кроме Славика никого у неё в жизни!
Вдруг накатили дурацкие слезы. Тоня кинулась в ванную, пустила холодную воду, умылась, справилась с собой. Вернулась на кухню, а там, оказывается, её Ксения Николаевна поджидает.
— Я все перемыла и перетерла, Ксения Николаевна, — сказала Тоня. Она решила, что мама Кирилла за этим пришла на кухню. И ошиблась, мама Кирилла тут же опровергла её предположения.
— Я давно уже не мою, Кирилл сам управляется. От меня толку мало, скорее перебью, чем по местам расставлю. А помощницу я ему нанимать не позволяю, боюсь.
— Чужого человека в доме?
— Да, всякие случаи бывают, по телевизору часто показывают. Придет такая в дом, вотрется в доверие, а потом и вынесет все. Или того хуже, отравит клофелином, а завещание подделает.
— Ну что вы? Это все телевизионщики нагнетают. — Тоня еще раз осмотрела кухню и убедилась, что все в порядке. — На самом деле агентства есть, там проверенные люди работают, кого попало не пришлют. Вам бы легче было. И дома не одна.