Пианист. Осенняя песнь

Квартира Кирилла поразила Антонину многими вещами. Она казалась огромной: три комнаты — их Тоня прошла следом за хозяйкой; кроме этого холл без окон. Просторная кухня, большая прихожая. В одной из комнат — рояль, почти все место занимал. По стенам два дивана и еще стулья венские рядком, как в концертном зале. В остальных комнатах мебель не современная, похоже на довоенное время, еще и салфетки вышитые везде — на буфете, на спинках кресел. В буфете красивая посуда и безделушки, на подоконниках цветы. А на обеденном столе скатерть с бахромой. Люстры остальному под стать, ковры шаги глушат, словно в другое время попадаешь. 

— Тапки так и не дал! — заметил Кирилл, когда Тоня села в предложенное кресло. — Извините! Сейчас принесу.

Тапки-то ладно, а вот что не сказал, как маму зовут, — беда. Сам вышел из комнаты, Тоне надо разговор поддерживать. Хорошо старушка охотно его продолжила.

— Да, Кирюша мне говорил про вашего мальчика, — повторила она, — переживает за него. Он за всех душой болеет, весь в отца. Наш Михаил Кузьмич, царство ему небесное, — мама Кирилла перекрестилась, — тоже преподавал. Профессором университета был, мы думали и Кирилл физиком станет, продолжит семейную традицию. А он вот в музыку пошел. Тогда еще не было такой моды — мальчиков учить на пианино, все удивлялись, зачем нам это, а я сказала: “Нет! Никакой физики, раз ребенок хочет быть пианистом — пусть будет”. Хотя, — она махнула рукой и засмеялась по-доброму, так, что морщинки разбежались к уголкам глаз, — что там можно было понять в его возрасте. В пять лет. Но муж меня поддержал, так и сказал: “Тебе, Ксения Николаевна, лучше знать. Музыка так музыка”. Он сам и дома почти не бывал, пропадал в институте.

То ли ненамеренно, или так деликатно она представилась Тоне. Значит, Ксения Николаевна. А у Кирилла отчество Михайлович — запомнила Антонина.

Тут и Кирилл вернулся с тапками.

— Вот, пожалуйста, — он нагнулся и положил их перед ней. — Извините. Гости у нас редко бывают.

— Да, очень редко, — подтвердила Ксения Николаевна. — Ты иди чайник поставь, а мы тут с Антониной сами.

Тоня заметила, что Кирилл как будто усомнился, не сразу пошел исполнить то, что мать просила. И смотрел на неё с тревогой. Почему? Тоня отметила его беспокойство, а чем вызвано, понять не могла.

Она догадалась потом, когда Ксения Николаевна провела рукой по стеклянной дверце буфета, нащупывая ручку, открыла и так же на ощупь достала чашку с блюдцем. Подошла к столу и поставила мимо. 

— Ах ты господи, уронила! — воскликнула она, нагнулась с трудом, встала на колени и начала шарить рукой по ковру, натолкнулась на ножку стола. Тоня очнулась и кинулась помогать.

— Ну что вы, Ксения Николаевна, она не разбилась, откатилась в сторону. Вот. И блюдце цело. Давайте я вам помогу… — Тоня поставила чашку на стол и начала поднимать маму Кирилла. Он как раз вернулся в комнату, сразу понял, в чем дело.

— Ты, мам, садись, я сам все сделаю, ладно?

— Хорошо, хорошо, иди, я ничего больше трогать не буду. — Ксения Николаевна подошла к креслу и до него дотронулась, проверила. 

Она все проверяла руками. Слепая? Подтверждая догадку Тони, Ксения Николаевна сказала:

— Всю посуду в доме перебила уже, ничего не вижу. А операцию делать нельзя, сказали — никак нельзя. Вот и живу… Кирюшу мучаю. Разве бы он тут сейчас был? В школе преподавателем сидел бы? Он же у меня так играет, вы не слышали?

— Сегодня в первый раз услышала! Так хорошо!

— Он и занимается хорошо, детей любит, и его все в школе уважают, хоть и молодой еще. А все-таки он мог бы выступать. В Москву надо было на конкурс… Чашку надо помыть... — Ксения Николаевна хотела встать, но Тоня упредила её.

— Я отнесу на кухню, вы не тревожьтесь.

— Вот и Кирилл все “не беспокойся, не делай, не переживай”, а я не привыкла на одном месте сложа руки сидеть. Разве это жизнь?

— А вот не скажите! Я, бывает, на работе так натопчусь, что только бы и посидеть дома. — Тоня не стала заострять разговор на отрицательном. Ксения Николаевна покивала, задумалась.

— Да, по молодости мы ничего не понимаем. А когда приходит разум, тут уже и сил нет, чтобы сделать все правильно. Разве я не понимаю, что Кирюше обуза, он бы иначе жизнь свою устроил, а так…

— Вот что вы говорите, Ксения Николаевна! — возмутилась Тоня. — Как это мать сыну обуза? Вы такими словами и его обижаете! Давайте я лучше пойду чашку мыть!

На кухне Кирилл резал хлеб и делал бутерброды. Он уже разложил часть на тарелке. Тоня поймала себя на мысли, что дома Кирилл выглядит гораздо моложе. Скромный, русоволосый, глаза задумчивые. Красивый, высокий, наверняка девушки заглядываются. Только он же ведь мать не оставит, а девицы теперь такие, что старушка в нагрузку им не нужна. Квартира, конечно, хорошая, просторная, но слепая свекровь не бонус. Вот почему Кирилл один. Тоня все удивлялась. Теперь все ясно стало, а то она думала, мало ли что.

— Ксения Николаевна просила чашку помыть.

— Да, хорошо.

— Так я и сама могу. Можно? — Тоня спросила для приличия, а уже и кран повернула, пустила воду.

— Спасибо. Мама плохо видит, но в остальном у нас тут нормально. И комната есть свободная, Славик сможет отдельно спать.

— Не знаю, Кирилл, я должна подумать. Неожиданно все это.

— Это необходимо, поверьте! Если сейчас не начать — время упустим и…

— И что? Не получится вундеркинда? — Тоня домыла чашку, поставила на стол, присела на табурет. — Я тоже про это разное думаю. С одной стороны — способности, а с другой — вдруг не повезет, не станет Славик выдающимся.

— Станет! Если вовремя начать его учить как следует, — не дал ей развить сомнения Кирилл. — Идемте в комнату, что тут на кухне? И мама забеспокоится. 

— Хорошо, потом поговорим. Вон чайник уже закипел. В комнату его тоже нести?

— Да, я сам возьму.

— Тогда я бутерброды, — подхватила тарелку Тоня.