Страница 59 из 109
- С удовольствием. Только пускай со мной поедет Андрей.
- Зачем? Не надо бы, Софья Михайловна, - с сомнением в голосе говорит Жуков.
- Незачем! - бурчит и Подсолнушкин. - Свяжешься с ним, а потом расхлебывай...
- Если за ребятами приеду не только я, взрослый человек, но и хоть один их сверстник, будет гораздо лучше. Они будут свободнее себя чувствовать, свободнее разговаривать. Вот представь себе, что это за тобой приезжают, как бы ты...
- Да что вы, не знаете, что ли, Репина? - почти с отчаянием вмешался молчавший до сих пор Суржик. - Верно Пашка говорит: он выкинет чего-нибудь, потом позору не оберемся.
А Король молчал. Он всегда молчал, когда речь заходила о Репине, словно зная, что его мнение может быть пристрастным, или не желая, чтобы его заподозрили в этом.
- Как ты скажешь, Король? - спросил Саня.
- Меня про него не спрашивайте...
- Я снова прошу, - суховато повторила Софья Михайловна, - послать со мной Репина. Он владеет немецким и поможет мне.
- Петька! - сказал Жуков.
Он никогда не отдавал Петьке пространных распоряжений, и не было случая, чтоб Петька не понял его или ошибся. Он тотчас убежал, а еще через минуту появился вместе с Андреем. Андрею как будто было все равно, зачем его звали, чего от него хотят. "Ладно, ничего особенно хорошего я от вас не жду, но выслушать могу", - говорило его чуть настороженное лицо.
- Завтра Софья Михайловна поедет за немецкими ребятами. Она просит, чтоб тебя послали с ней.
Молчание. Репин все так же равнодушно смотрит в стену где-то между Жуковым и Суржиком. Саня хмурится, откашливается и, выждав еще полминуты, добавляет:
- Поедешь с Софьей Михайловной девятичасовым. Скажешь дежурному, чтоб тебя накормили раньше всех.
- Могу я узнать, в чем будет заключаться моя роль?
Санькино терпение наконец лопается.
- Твоя роль, - говорит он со злостью, - будет заключаться в том, чтобы быть человеком.
- Надо ребят встретить по-хорошему, по-хорошему с ними поговорить, миролюбиво вставляет Алексей Саввич. - Надо объяснить, что мы их ждем.
- Скажи, что им у нас будет не скучно! - заявляет Петька. Этот в последнее время стал совсем храбрый и вмешивается во все дела и разговоры. Только здесь, в совете детского дома, он еще немного робеет и, выговорившись, поскорей прячется за чью-нибудь спину. - Скажи, у нас ребят много. И лес. И речка. И пинг-понг!
Софья Михайловна серьезно выслушивает Петьку и поворачивается к Репину:
- Я думаю, Андрей, мы с тобой на месте сообразим, что надо говорить. Увидим, что за ребята, поймем, что их интересует. Думаю, справимся.
- Хорошо, Софья Михайловна, - спокойно отвечает Андрей. - Выйдем в восемь пятнадцать?
...Они выходят из дому в восемь пятнадцать. В руках у Андрея небольшой сверток - Антонина Григорьевна завернула ему несколько бутербродов:
- Проголодаетесь до обратного-то поезда. И гостям дашь червячка заморить.
В девять поезд уносит их в Ленинград. К трем мы высылаем дозорных на дорогу и на станцию - они встретят гостей и известят нас.
В половине четвертого во двор врывается запыхавшийся от бега Володин, за ним рысцой трусят Леня Петров и Вася Лобов:
- Приехали! Идут!
Отчаянно заливается звонок, со всех сторон сбегаются ребята, еще мгновение - и все пять отрядов построились на линейке вокруг нашей белой, увитой алыми лентами мачты.
У будки показываются Софья Михайловна, Репин и еще два мальчика.
- Смир-но! - командует Саня.
Ряды застывают неподвижно. Наши гости идут неловко, не свободно, как всегда бывает, когда чувствуешь, что на тебя устремлено много глаз. Они даже останавливаются на секунду, переглядываются и снова нерешительно идут.
- Здрав-ствуй-те! - дружно отчеканивают восемьдесят мальчишеских глоток. - Милости про-сим!
Старший из гостей приостанавливается и поднимает сжатый кулак.
- Рот фронт! - выкрикивает он чуть хриплым от волнения голосом.
И без подготовки, без уговора наши отвечают, как один человек:
- Рот фронт!
Саня проводит ладонью по лбу, сглатывает в последний раз и начинает свою первую приветственную речь:
- Милости просим к нам, дорогие товарищи! Будьте как дома! Мы вам все рады и надеемся, что вам у нас будет хорошо... Скажите им, Софья Михайловна.
Софья Михайловна переводит гостям эту краткую речь, которая готовилась долго и на бумаге была раза в четыре длиннее. Мальчики кивают, улыбаются, потом тот, что постарше, протягивает Сане руку и говорит по-русски, чуть шепелявя:
- Спа-сибо!
Саня пожимает гостям руки и, поворачиваясь к нам, взрослым, говорит:
- Будьте знакомы! Андрей, скажи им про Семена Афанасьевича. И про Екатерину Ивановну и про Алексея Саввича.
Но, видно, какое-то слово незнакомо Андрею, он медлит, и на помощь ему приходит Софья Михайловна. Она представляет нас ребятам. Пожимаю руки сразу обоим. Старшему на вид лет тринадцать. У него живое, умное лицо. Через левую щеку от глаза до подбородка - шрам.
- Ганс Бюхнер, - говорит он, глядя мне в глаза.
Другому не больше одиннадцати. У него прозрачно-бледное узкое личико и светлые глаза; на лоб косо свешивается рыжеватая прядка, вздернутый нос щедро усыпан веснушками. Он чем-то похож на Петьку - но на Петьку изголодавшегося, заморенного, похудевшего ровно вдвое.
- Эрвин! - кратко представляется он.
Очень хочется сказать им обоим что-то хорошее, сердечное, но проклятая немота! - я не знаю ни слова по-немецки.
- Семен Афанасьевич, можно командовать "вольно"? - шепчет над ухом Саня.
Я киваю.
- Вольно! - кричит он во все горло.
Строй мгновенно рассыпается. Гостей окружают, жмут им руки, похлопывают по плечу, по спине, о чем-то оживленно спрашивают, никак не умея освоиться с мыслью, что кто-то может не понять, если с ним говоришь так просто и понятно - по-русски!
Ганса и Эрвина ведут мыться, потом - в столовую. Сначала за ними по пятам следуют чуть ли не все ребята, но прежде чем я успеваю подумать об этом, толпа редеет ("Жуков вразумил", - мимоходом говорит мне Софья Михайловна).
Мы условились не тревожить гостей расспросами и разговорами: пусть осмотрятся, привыкнут. Кровати им пришлось поставить в отряде Колышкина, рядом с Андреем, которого они уже знали и который с запинкой, с длинными паузами и долгим "мм-м...", но все же, по словам Софьи Михайловны, довольно толково изъяснялся с ними.