Страница 37 из 109
А в нашей команде царило смятение. Шутка ли - счет 6:0, если именно ноль приходится на твою долю! Они так растерялись, словно ни разу вместе не играли. Никогда еще я не видал Сергея Стеклова таким красным и взлохмаченным. Жуков обливался потом. Подсолнушкин ни минуты не мог устоять на месте, защищая свое кольцо; он все порывался вперед, и когда мяч летел к нам, его, в сущности, некому было отбивать. Один Репин оставался спокоен. В каждом его движении был смысл, он не суетился, не терял самообладания. Пожалуй, он слишком мало действовал, словно выжидая, приглядываясь, примериваясь к чему-то.
После того как нам забили третий гол, Репин коротко, сквозь зубы сказал что-то Жукову; тот перешепнулся с Подсолнушкиным, и они поменялись местами Саня стал на защиту. Пробегая мимо Подсолнушкина, Андрей сказал что-то и ему, и, видно, что-то не слишком любезное - Подсолнушкин только головой повел, точно у него заныл зуб.
Андрей не то что побежал, а заскользил рядом с белобрысым, не мешая ему, не пытаясь выбить мяч у него из рук. Тот передал мяч Тане - Репин оказался рядом с нею. Таня кинула мяч - и неплохо кинула. Но Андрей взлетел за ним, точно и сам весил не больше, чем мяч, и его тоже подкинула невидимая сильная рука. И тут же, на лету, с дальнего конца площадки, послал мяч в корзинку противника. Мяч легонько стукнулся о край кольца, подскочил - и аккуратно нырнул в сетку.
- Ур-ра! Андрей! Ура, наши!
- Не в сухую! Не в сухую! Я уж думал, в сухую! - как одержимый, повторял Петька.
- Хороший удар, - согласился Гриша.
И игра закипела снова. Худенькая Женя, забившая нам первый гол, опять ловко и сильно кинула мяч, но Жуков отбил его, послал Стеклову, а Стеклов уверенно передал Репину. И снова Репин с очень далекого расстояния послал мяч в корзинку противника - и снова попал. Это произошло быстро и легко, как во сне, и, кажется, все наши разом перевели дыхание - только после короткой паузы раздался дружный восторженный вопль. А на лице Андрея, изменив его до неузнаваемости, на какую-то кратчайшую долю секунды показалось выражение самой простой и обыкновенной детской радости. И тут раздался свисток, возвещавший конец игры.
Нам даже не удалось сравнять счет, но счастье от сознания, что все-таки нет позорной сухой, было велико: тесно обступив игроков, ребята хлопали по плечам, по спинам своих и чужих, что-то кричали, доказывали.
- Еще одну! Отыграться! - вопил Петька, добросовестно исполняя роль "гласа народного".
Гриша внимательно посмотрел на него своими смеющимися глазами:
- Верно, отыграться вам следует. Но нам, понимаешь, уже домой пора.
- Мы приедем еще, - великодушно сказала Таня. - Мы приедем... ну... через выходной.
- Испытания начнутся, - возразил белобрысый.
Я невольно поискал глазами Женю. Она уже стушевалась, и я не сразу заметил позади остальных пионеров ее бледное, почти не разгоряченное игрой большелобое лицо. Но, услышав слова белобрысого паренька, она подняла голову и сказала:
- Конечно, надо дать им отыграться.
- Мы обязаны, как ты не понимаешь! - подхватила Таня, наступая на белобрысого. - Это долг... понимаешь, наш долг, раз мы выиграли!
- Вот что, - предложил я, - надо посидеть перед отъездом, как полагается... и спеть что-нибудь.
Через минуту мы все сидели вокруг гостей - на крыльце, на скамьях, которые притащили ребята, и просто на земле. И тут Таня спросила:
- А какие песни вы знаете?
- Какие песни? "Позабыт-позаброшен", - сказал вдруг Репин, словно нарочно обнажил что-то темное, далеко упрятанное, о чем никто уже не хотел вспоминать.
- Это же беспризорники поют! - удивилась Таня.
- Ты не обращай внимания, это он так... шутит, разве не видишь? заговорил Саня. - Мы знаем "Наш паровоз летит вперед - в коммуне остановка"...
- А "Красный Веддинг" знаете?
Жуков замялся.
- Красный... чего? - переспросил кто-то.
- Веддинг. Гриша, они не знают, что такое Веддинг!
Тут, видно, чаша не только нашего, но и Гришиного терпения переполнилась. Даже не взглянув на Таню, он легонько взял ее за плечо, словно прикрепляя к одному месту, - сиди, мол, смирно.
- Веддинг - это рабочий район Берлина, - заговорил он, снова мягко, без улыбки в глазах оглядывая ребят. - Вы ведь знаете, в Германии теперь стачки, аресты, расстрелы. А в Веддинге живут самые преданные делу революции люди рабочие, коммунисты... Давайте споем им, - обратился он к своим, - а вы подхватывайте припев.
Видно, песня была хорошо знакома и любима - пионеры запели дружно. Белобрысый мальчуган сдвинул белые брови и энергично встряхивал головой в такт песне. Отлично пели обе девочки - у Тани оказало сильный и чистый альт, Женя легко и ясно брала самые высокие ноты.
Левой! Левой! Левой! Левой!
Гремят барабаны в поход!
Левой! Левой! Левой! Левой!
То красный Веддинг идет!
Мои, затихнув, вслушивались в простую суровую мелодию.
Красный Веддинг,
К бою! К победе!
Крепче сожмем кулаки!
Силы готовьте
К битвам последним,
Дни избавленья близки!
Блеском солнца раскаленным
Залит весь горизонт.
Выше знамя! В бой, колонны!
Рот фронт! Рот фронт! Рот фронт!
На второй раз мои робко, неуверенно стали подтягивать.
- Чай пить, - шепнул мне на ухо неслышно подошедший Саня.
Я и не заметил прежде, в какую минуту он исчез, но его ничто не заставило забыть об обязанностях хозяина и дежурного по столовой.
- Приглашай, - ответил я тоже шепотом.
- Пойдемте в столовую, напьетесь чаю на дорогу, - сказал Саня, выждав, пока затихнет последняя нота песни.
- Чаю так чаю, спасибо. А потом и домой! - ответил Гриша вставая.
Гости и мои вперемешку направились в столовую.
После чая, когда я со своими ребятами провожал пионеров на станцию, Гриша замедлил шаг, придержал меня осторожно за локоть. Мы немного отстали от ребят.
- Скажите, - негромко спросил он, - ваш детский дом как называется?
- Детский дом номер шестьдесят для трудных детей, - ответил я, глядя в его ясные глаза, из которых вдруг исчезла улыбка, уступив место смущению.
- Знаете ли... - Он поперхнулся, откашлялся. - Ведь произошла, так сказать, ошибка. Мы не туда попали. Не к вам, так сказать, ехали...