Страница 35 из 109
Ленинградцы уже не парами, а тесной кучкой, окруженные моими ребятами, двинулись с ними к столовой. Сероглазая Таня строго задавала Сане какие-то вопросы, а он отвечал ей очень вежливо и в то же время чуть снисходительно.
- А на станцию, на станцию-то? - теребили меня со всех сторон.
- Суржик, распорядись.
- Самому мне?
- Зачем самому? На кого же ты дом оставишь? Ты главный дежурный сегодня. Пошли кого-нибудь. Да вот хотя бы... Репина хотя бы. Он, кажется, свободен?
Суржик приоткрыл рот, втянул голову в плечи, оглянулся кругом, откашлялся... Он старался хоть немного, хоть на минуту оттянуть время. Но делать было нечего. И вот я и стоявшие вокруг ребята имели удовольствие слышать, как Виктор Суржик, слегка заикаясь, отдает приказание Андрею Репину:
- Слушай, Репин... это самое... Возьми троих, какие тебе снадобятся... и на станцию... за этим... самым... чего привезли.
Репин выслушал молча, опустив глаза и слегка раздув ноздри. Плотнее сжал губы. Наверно, ему хотелось осадить Суржика, а может быть, и засмеяться. Но и ему ничего другого не оставалось делать: дослушав это нескладное приказание, он молча повернулся и пошел - исполнять.
Гости разместились за тремя столиками в нашей столовой - вместе с вожатым их было как раз двенадцать. Дежурные носились как угорелые от кухонного окошка к столам и обратно: то им казалось, что не хватает хлеба, то - за добавкой супа, то вдруг понадобилось в солонку, и без того полную, подсыпать соли.
- У вас баскетбола нет? Значит, хорошо что баскетбольные корзинки? спрашивал маленький круглолицый пионер с ярко-розовыми, забавно оттопыренными ушами.
- Мяч есть. А корзинка никуда: обруч ломаный. Да мы в мастерской... храбро стал объяснять Подсолнушкин и вдруг на полуслове запнулся.
- А библиотека есть? - спросил вожатый
- За книги большое спасибо, с книгами у нас плохо, - пришла на выручку Екатерина Ивановна.
- Еще привезем. Знаете, как сбор подарков идет? Все несут и несут просто наперебой, - сообщил еще один гость, самый маленький и, если не считать Тани Воробьевой, самый серьезный - он-то и был барабанщик.
- Ешьте, ешьте больше, - заботливо угощал Саня.
Он один вел себя совсем просто и непринужденно, в то время как остальные суетились вокруг приезжих, а Петька даже выбегал каждую минуту во двор и вновь мчался в столовую, не находя, что бы еще такое сделать.
Тем временем во дворе спешно наводился какой-то совсем уже сверхъестественный порядок. У нас и без того было чисто. Но сейчас Петька подобрал на бегу клочок бумажки и прошипел: "Сорят тут еще!.." Павлушка Стеклов подметал волейбольную площадку с таким видом, словно это был паркет бальной залы. Леня торопливо загонял куда-то своих кур. Он-то, конечно, был уверен, что Пеструха с цыплятами может служить украшением любого двора, но на него напустились со всех сторон. Оставалось только покориться.
Алексей Саввич с крыльца наблюдал за ребятами.
- Хозяевами себя чувствуют, - сказал он, встретясь со мной взглядом.
Больше всего я боялся, что они так и будут ходить кучками и глазеть на гостей, словно никогда не задирали вот таких же точно ребят на ленинградских улицах.
Но лед сломал барабанщик. Он вышел из столовой первым, маленький, не выше Лени Петрова, важный и серьезный, остановился на крыльце и чуть не наткнулся на Петьку. Восторженными и страдающими глазами Петька уставился ему в руки - на новенький краснобокий, сияющий медными винтами барабан. Потом глаза их встретились.
- Умеешь? - спросил барабанщик.
Петька помотал головой.
- Сейчас покажу. Бери палки...
Когда в дверях столовой показались вожатый, Таня и остальные, барабанщика и Петьку уже окружало плотное кольцо моих ребят. Никто из них не умел барабанить, но все наперебой поучали и советовали:
- Дробней, дробней надо! Левая у тебя отстает. Что ты все правой!
- Да ну вас! - досадливо отмахивался Петька.
У ленинградского мальчишки так здорово, так отчетливо получалось:
Старый барабанщик,
старый барабанщик,
старый барабанщик
крепко спал!
Он проснулся,
перевернулся,
всех буржуев
разогнал!
У Петьки так не выходило. А он очень не любил, когда что-нибудь не выходило! Да и кто это любит?
А потом на дорожке показались Репин, Володин, Колышкин и еще один ленинградец - они везли тачку, нагруженную ящиками. Когда они подошли поближе, я сказал:
- Все ящики надо на склад, там откроем и запишем. Книги - в клуб. Распорядись-ка, Репин.
И Репин стал распоряжаться:
- Стеклов, возьми вон тот ящик - унесешь один, он легкий... Володин, позови Жукова... Жуков, здесь книги, отнеси с кем-нибудь в клуб.
Он говорил холодно, негромко и словно пробовал каждого на зуб - не заспорит ли Стеклов? Не откажется ли Жуков? Но и тот и другой без слов повиновались. В мою сторону Андрей не смотрел, будто меня здесь и не было.
- А почему вы все без галстуков? - спросила вдруг Таня. - Или вы неорганизованные?
Стало очень тихо. Потом Жуков спросил настороженно:
- Почему неорганизованные? Чем мы плохо организованные?
- Ну, то-есть, не пионеры. Не пионеры - это и есть неорганизованные. Так всегда говорят, и ничего особенного, - объяснила она, почувствовав себя неловко под недовольными взглядами ребят.
- Мы организованные, - сухо сказал Сергей.
- Но пионеров у вас нет? - Таня брала реванш. - А "Ленинские искры" вы выписываете? А интернациональные пятачки собираете? Гриша! - Тряхнув головой, сердитая девочка повернулась к вожатому: - Ты слышишь? Они даже не собирают интернациональных пятачков... А общество "Друг детей" у вас есть? Ну, знаете...
- Погоди, Таня, - спокойно остановил ее вожатый, и его смеющиеся глаза впервые стали по-взрослому внимательными и серьезными. - Ребята, - мягко добавил он, обращаясь к тем, что поближе, - вы говорили, у вас есть клуб? Покажите-ка...
- Клуб... он еще не так чтоб оборудованный, но все-таки... - отозвался Сергей не без смущения.
- Айда! - с готовностью вмешался Петька. - Идем, сейчас мы вам покажем. Клуб у нас большой!
Он пошел вперед, и его походка, приподнятые плечи, даже стриженый затылок, кажется, выдавали тревогу: только бы не ударить лицом в грязь!