Страница 34 из 109
- Хватит играть! - крикнул я с порога.
- Антон? - насторожился Бурун.
- Не Антон - я. Хватит!
- Ого!
- Жевелий, Гуд и все вы - спать!
- Да ты что, Семен? Смотри ты, благородный нашелся!
- Прекрати игру! Что выиграл - хлопцам. Не имеем мы права измываться над Антоном!
- А я что - с ним играю? Ему-то что. Или ты к нему в адвокаты записался?
- Еще раз говорю: прекрати!
- Да иди ты... - начал Бурун - и не договорил. Лицо у меня, что ли, было уж очень бешеное, только он поперхнулся и сказал угрюмо: - Ладно... кончили...
Нет, человек чувствует доверие не только в теплом, душевном разговоре чувствует и в гневе, в резком, беспощадном слове. Гнев Антона Семеновича, его презрение всегда были так искренни и человечны, что пробуждали самое заветное, самое человеческое и в нас. Даже самые ленивые и тупые понимала сколько же сердца надо нашему воспитателю, сколько он тратит на нас, сколько себя отдает - для чего? Только для того, чтобы мы стали людьми и жили как люди.
23. ПИОНЕРЫ
Мы обедали, когда в столовую ворвался запыхавшийся Суржик. Его обычно равнодушное и замкнутое лицо пылало румянцем, а глаза... может, мы в первый раз и увидели, что есть у Суржика глаза: всегда сонно прикрытые тяжелыми веками, они сейчас готовы были выскочить - и оказалось что они живые, беспокойные.
- Семен Афанасьевич! - выговорил он,| трудом переводя дыхание. - Там из Ленинграда... к нам... какие-то...
Ребята привстали, кое-кто уже побросал ложки, маленький Стеклов вскочил.
- Павлушка, ты что, разве кончил уже! Не кончил, так сиди! - услышал я выходя.
Отряд Жукова дежурил по столовой, а разве Саня позволит выйти, не дохлебав супа, не доев каши, - вот так просто выскочить из-за стола!
Суржик широко шагал рядом со мной, заглядывая мне в лицо и возбужденно повторял:
- "Доложи, говорят, заведующему. Ты, говорят, видно, дежурный, так доложи заведующему..."
- Да кто? Кто приехал?
Но тут до меня донеслась сухая дробь барабана. От калитки навстречу нам строем по двое маршировали пионеры - человек десять, все в форме и с галстуками. Высокий паренек в юнгштурмовке шел по левую руку. Сразу видно было, что он очень доволен всем - и четкой барабанной дробью, и выправкой своего маленького отряда, и славным, солнечным днем.
- Стой!.. Раз-два!
- Ах, кабы горн!.. - с отчаянием прошептал Суржик.
- Вы заведующий? - спросил вожатый.
- Я.
- Здравствуйте. Мы делегация от ленинградских пионеров с подарками для ваших ребят. Лучинкин.
- Очень приятно. Карабанов.
По чести сказать, я ничего не понял. Почему вдруг подарки, откуда? Но этот высокий мальчик в юнгштурмовке держался так твердо и весело, так уверенно смотрели его светлые глаза... просто невозможно было сомневаться, переспрашивать! Я оглянулся: прямо в рот мне, едва дыша, глядел Петька. Я кивнул. Раздался трезвон колокольчика, сзывающий на линейку, и тотчас из столовой, из спален, из парка к нам помчались ребята. Еще минута - и весь детский дом выстроился на линейке, как всегда - по отрядам, каждый на своем постоянном месте. Тем временем вожатый негромко скомандовал своим, и они мгновенно перестроились в одну короткую шеренгу лицом к линейке.
Дежурный командир Суржик стоял рядом со мной и беспомощно оглядывался, не зная, как быть, куда девать руки-ноги, ставшие еще более неуклюжими, чем всегда.
Вожатый вопросительно взглянул на меня. Я знаком показал, что уступаю ему честь и место.
- Слово для сообщения предоставляется Тане Воробьевой! - сказал он.
Из шеренги выступила стриженая смуглая девочка лет двенадцати. Как и у Петьки, неожиданными на этом смуглом лице были огромные серые глаза с голубоватыми белками - сердитые, упрямые глазищи.
Она сделала шаг вперед, отвела рукой со лба прядь волос, вздохнула, точно перед прыжком в воду, и очень решительно сказала:
- Товарищи!
Я обвел взглядом ряды товарищей. Они смотрели на девочку внимательно и с любопытством. А она, переждав секунду, так же решительно и независимо продолжала:
- Вам известно, что по призыву Горького продолжается сбор подарков для деревенских ребят. В начале марта были посланы первые посылки. Впереди по сбору идут Смольнинский и Петроградский районы. Отстают выборжцы. Пионеры Балтийского завода провели во всех цехах сбор технического оборудования. Завод "Красный гвоздильщик" посылает вам тетради и книги. Пионеры базы имени Урицкого посылают баскетбольные мячи, шашки, шахматы, настольные игры... База электроремонтного завода...
Девочка так и сыпала названиями, цифрами (шестнадцать молотков, шесть ножовок, десять зубил...). Ясно было, что выступать ей не впервой - дело простое, привычное и, может быть, даже чуть наскучившее.
Когда она приостановилась, чтобы перевести дух, из наших рядов раздался деловитый вопрос:
- А где все это?
Я узнал голос Володина. Кто-то прыснул, смех пробежал по рядам и умолк. Таня Воробьева слегка пожала плечами:
- Где? На станции. Там дежурный остался. Где... Как будто в этом дело!..
Но для нас дело было и в этом. Мы еще не умели мыслить отвлеченно. Привезены мячи, тиски, баскетбольные корзинки? Мало услышать об этом - надо поскорее поглядеть на них, потрогать и пустить в дело!
- Большое вам спасибо, товарищи пионеры, - сказал я. - Большое, сердечное спасибо и за ваши подарки и за то, что вы приехали к нам в гости. А теперь давайте знакомиться... Товарищ дежурный командир, командуй "вольно".
- Вольно! - надсадно крикнул Суржик.
Ряды дрогнули, но не распались. Гости тоже не двинулись с места. Мои и приезжие стояли и разглядывали друг друга.
- А не пообедать ли вам? -сказал я.
Это был, прямо сказать, мудрый ход. Гости переглянулись.
- Обедать! Обедать! - воскликнул Жуков. - Там еще много всего, и еще картошки варить положили, мы уже положили, сразу! Идемте! - радушно говорил он, протягивая руку и поворачиваясь то к одному, то к другому.
Его некрасивое, но такое подвижное и умное лицо все светилось оживлением и ожиданием чего-то хорошего, что сейчас непременно произойдет. Можно было подумать, будто он всегда только тем и занимался, что принимал гостей.