Страница 66 из 102
По мере того, как они приближались, я начал отступать – сначала медленно, шаг за шагом, потом быстрее, потом повернулся и побежал, то и дело скользя по влажной черепице. Один раз я чуть не упал, но чудом сохранил равновесие и побежал дальше. Кажется, у моих преследователей не было таких проблем – по крайней мере, они неслись за мной довольно уверенно, не оступаясь, не поскальзываясь, словно по ровному асфальту.
Обернувшись в какой-то момент, я заметил, что Маттиас не послушался меня и не стал прятаться. Поднялся на гребень крыши и маячит там в своем белом плаще. Я выругался на бегу, но предпринимать что-то было поздно, оставалось только надеяться, что его не заметят, увлеченные погоней за мной.
Я начал уставать. Пробежка по мокрой крыше – это очень тяжелое занятие.
Расстояние между мной и моей погоней сокращалось и довольно быстро.
Я понял, что если не добегу первым до пожарной лестницы, то мне крышка. После того, как они меня поймают – церемониться не будут.
И тут внизу завыла полицейская сирена, и мои преследователи остановились. Они в нерешительности топтались на месте, не зная, что делать – то ли не обращать внимания на полицию и закончить начатое, то ли оставить меня в покое и поскорее уносить ноги.
В итоге у них победил все-таки здравый смысл, особенно после того, как снизу через мегафон произнесли фразу, знакомую любому, кто хоть раз смотрел полицейские боевики: "Сдавайтесь, вы окружены". Они посовещались минут пять, и дружно направились к пожарной лестнице, которую, кстати, я, оказывается, проглядел.
Маттиас, балансируя на гребне крыши и держась руками за телевизионные антенны – когда они попадались, - пробирался ко мне.
IX
Неужели все закончилось? Даже не верится...
Стало так тихо, что было слышно, как пульсирует кровь в сосудах. Даже сирена перестала верещать.
Я наконец-то перевел дыхание, повернулся к Маттиасу и сделал шаг к нему.
Черепица была мокрая и скользкая, а подошвы моих ботинок слишком гладкими.
Я все-таки поскользнулся.
Оступившись на гребне крыши, я кубарем покатился по ее скату к самому краю.
Мне даже почти удалось уцепиться за черепичную плашку, но мое везение на этом и закончилось - плашка с треском оторвалась от кровли, и я полетел вниз.
Словно во сне я не столько увидел, сколько почувствовал, что в последний момент мою руку перехватила рука Маттиаса. И я завис между небом и землей.
Одной рукой он сжимал хлипкий стержень телевизионной антенны, который угрожающе накренился, а другой удерживал меня от падения.
Я вешу побольше, чем Маттиас, да и он еще не до конца отошел от своей болезни. Откуда у него могли взяться силы, чтобы удержать меня. И все же, он не только держал, но еще и пытался втащить меня обратно на крышу.
Возможно, ему это и удалось бы.
Не выдержала антенна. Она с убийственным треском вывернулась из своего крепления.
Маттиас мог бы удержаться на крыше, но он так и не выпустил мою руку.
Мне показалось, что мы падали целую вечность.
Я видел только глаза Маттиаса, лучившиеся такой любовью, что можно было и не спрашивать, почему он не отпустил меня и не попытался спастись.
Его губы прошептали одно-единственное слово:
- Люблю!
Мое ледяное сердце внезапно остановилось.
И я почувствовал, как меня захлестнули волны любви, нежности, невыносимой боли и еще много-много других чувств сразу.
Сердце ожило и забилось с невиданной раньше силой.
Я понял, что люблю Маттиаса.
Больше всего на свете.
Больше жизни.
Дольше вечности.
Сильнее смерти.
И в этот момент наш недолгий полет завершился...
X
Конечно! Только мой прекрасный ангел мог оживить мое мертвое, бесчувственное сердце. И как я не узнал его раньше?
Теперь я вспомнил свою предыдущую жизнь. И я понял, почему мой сон преследовал меня. Это было частью моих воспоминаний о той жизни, когда я был сначала ангелом Анаэлем, а потом демоном Ахероном. Я, Андреас. И Маттиас - мой ангел Матиэль.