Страница 11 из 102
Безумный калейдоскоп, в котором
вместо разноцветных стеклышек -
осколки моей мечты, мои друзья и знакомые.
Не пытайтесь угадать, кто есть кто.
Слишком все перемешалось в этой круговерти.
1. Асимура Рицуко. Писатель
Мои мысли бьют фонтаном сразу во все стороны. Моя рука не успевает ловить эти разноцветные слезы на кончик стержня моей авторучки и записывать. Я пишу все, что приходит в мою бедную голову. Вернее, все, что успеваю.
Раньше я писала только замечательные волшебные сказки с обязательно счастливыми концами. Но время сказок в моей жизни закончилось и я поняла, что счастливые концы выглядят слишком фальшиво, чтобы сохранить за собой право на существование. И все сказки ушли куда-то, не оставив мне своего нового адреса и даже не помахав на прощание.
Теперь я сею в нетронутый снег бумаги крючковатые семена букв, которые, прорастая, дают всходы безумных слов, плодоносящих бредовыми фразами.
Бред тоже может завораживать. Да еще как! Не всякий безумец - писатель, но всякий писатель - настоящий писатель! - хоть немножко, но безумен. А для того, чтобы бред стал завораживающим, надо иметь талант.
Говорят, что у меня он есть.
Не знаю, судить не мне. Для этого есть критики и читатели. Причем мнение читателей я ценю выше, хотя критические замечания тоже полезны. Для общего развития. Просто, чтобы жизнь сахаром не казалась.
А своих читателей я уже нашла.
Это такие же ненормальные, как и я.
Для них я продолжаю выпускать на белое поле листа шустрые букашки букв, длинные многоножки слов. Для них я хочу описать, что чувствуют паруса, когда их наполняет ветер, о чем думает капелька росы за мгновение до того, как сорвется с лепестка вниз, что видят звезды, когда ангелы поют им свои странные песни, как выглядит тишина, напоенная духовитостью ночных цветов.
Но больше всего я хочу описать музыку сердца.
А хватит ли моего таланта на это? Может быть, он недостаточно хорош?
Я всегда очень четко вижу те образы, которые описываю. Но у меня не всегда находятся нужные слова для точного описания.
Как описать музыку? И не просто музыку, а именно музыку сердца?
Я пытаюсь, но это тоже самое, что играть на ненастроенном инструменте - все получается искусственным, ненастоящим. Слова, которыми я испещряю очередной лист, теряют всякое значение, становясь фальшивыми звуками и авторучка спотыкается на них.
Я комкаю еще один испорченный листок и пускаю его в недолгий полет между четырех стен. Недавно начатая пачка бумаги стремительно худеет, а пол комнаты исчезает под бумажными сугробами моих неудачных попыток. Да, никогда в этом доме не будет порядка!
У меня есть компьютер, но я предпочитаю создавать свои творения на бумаге шариковой ручкой. Пустое мерцание монитора настораживает меня и я не могу полностью отдаться творчеству - мысли срочно вспоминают, что у них есть еще куча дел, помимо того, чтобы снабжать меня новыми идеями и стремительно разбегаются кто куда. Может быть, мерцание пустоты пугает их?
Другое дело, когда передо мной лежит совершенно новый лист, чистый, как душа невинного ребенка, как слезы фей, что утром остаются на траве, а мы принимаем их за росу. Моя рука замирает от восхищения, не решаясь нарушить его прекрасную белизну, словно излучающую слабое сияние. Мои мысли тоже приходят в восторг и ошеломленной толпой возвращаются ко мне, чтобы вместе со мною любоваться этим маленьким чудом.
Мне жаль совершать акт насилия над его целомудрием. Но я не могу не писать. И потому ручка отравленным жалом решительно впивается в белоснежную бумажную плоть, оставляя на ней вытатуированный рисунок, выжженные темные шрамы на бледной коже.
И снова не то. И еще один изуродованный лист, смятый моей безжалостной карающей рукой, начинает свой полет в никуда. Его дальнейшая судьба меня уже не интересует.
Я прихожу в отчаяние - никак не могу написать то, что хочется. Несколько листков уже не просто скомканы, а разодраны мной в клочья в порыве бессильной злобы.
Интересно, хоть кому-то из моих читателей удается видеть в моих текстах то, что вижу я, когда пишу их?
Швырнув на стол в знак протеста ни в чем не повинную ручку, я окидываю взглядом царящий вокруг бедлам и молча выхожу из дома. Уберу все это как-нибудь потом.
Я иду, не разбирая дороги, все равно куда. Просто на ходу мне легче думается.
Почему я не могу выразить словами музыку сердца? Может быть, потому что я не слышу ее?
От огорчения у меня возникает дикое желание закурить. Странно - я ведь вообще не курю и даже никогда и не пробовала. Чтобы справиться с этим - как-то не хочется обзаводиться еще одной вредной привычкой, - я отламываю веточку вишни, всю усыпанную нежно-розовыми цветами, которые почему-то вызывают у меня ассоциацию с морскими ракушками, сую ее обломанным концом в рот и начинаю ожесточенно грызть. Проглатываю горьковатую слюну. Курить больше не хочется.