Любовница

— Ладно тогда…как скажешь. — Она нервничала, кусала губы, чтобы не расплакаться. Смотрела в сторону, пряталась за волосами. Так всё привычно… и всё же…

Виктор вдруг почувствовал покой и уверенность. Больше всего он боялся встречи, боялся, что придёт прежнее и окончательно сломает его. Но ничего не пришло. Ничего, кроме немой пустоты в его сердце. Там не было даже жалости — одна усталость. Он хотел покончить с этим сегодня и никогда больше не переступать порог дома, в котором находится эта женщина.

Виктор не раздеваясь прошел в библиотеку. На диване лежали несколько книг и скомканный плед. На круглом столике рядом с диваном — серебряный поднос с чашкой остывшего кофе. Он помнил и этот поднос, и фарфоровую чашку из сервиза, который привёз из Германии. Всё это лишнее теперь. Весь этот дом в безупречном английском стиле, наполненный вещами, которые они покупали вместе или он для неё. Всё это ни к чему.

Рита шла за Виктором по пятам, молча, но он спиной чувствовал её взгляд.

Вяземский, как был в куртке, сел на диван — она встала перед ним и в первый раз посмотрела ему в глаза. Наверно она увидала в его лице что-то такое, что дало ей понять, как он жил без неё всё это время.

— Я сразу всё расскажу тебе, — начала она быстро, боясь, что Виктор остановит и перебьёт, — лучше сразу. А то я потом всё забуду. Вот слушай, — она по обыкновению села на ковёр возле дивана у самых ног Виктора и принялась крутить обтянутую кожей пуговицу обивки, она говорила и всё смотрела не отрываясь на эту пуговицу, — когда я уехала, помнишь мы поспорили из-за Игоря, но я не потому! Я обиделась что ты подумал про этот чёртов дом и твою кредитку. Мне ведь не надо! А ты говорил с женой, и она ведь так сказала? И ты поверил ей?

— Я не думал так, — вздохнул Виктор. Он вдруг понял, что ещё немного и никакие доводы разума не остановят его. Пускай ничего нет, кроме сегодня! Но так просто дотронуться до её щеки. И рука его уже была готова потянуться к ней, но Рита не смотрела на него и не замечала ничего. Она говорила и говорила, и от её слов он снова внутренне сжался.

— Не важно… не перебивай! Ты ведь знаешь, что у меня в Москве был друг. То есть он раньше тут жил, а потом уехал. Он позвал меня на день рождения и я тогда, потому что сердилась на тебя, а ещё хотела проверить кое что, я поехала…

— Проверить? Поеду ли я за тобой?

— Да нет же, нет, при чём тут ты? Ты всегда думаешь только о себе и своих страданиях! Нет, я знала, что с ним ничего не будет, но хотела удостовериться, что свободна. Совсем свободна от того, что было между нами.

— Удостоверилась?

— Да! И не надо лить желчь, почему ты такой? Я хотела узнать и узнала.

— Хорошо. А потом? Где ты была всё это время потом?

— Я…решила вернуться. А тебе ничего не говорила, я уже ехала к тебе. И…ну… я встретила человека. Совершенно случайно, на вокзале. Ещё там, в Москве, он дал мне визитку… он совсем не похож на тебя! Он такой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Уволь меня от подробностей, пожалуйста, — с раздражением произнёс Виктор. Он прекрасно знал, что если не остановит её, то она во всех подробностях начнёт рассказывать о своей новой влюбленности.

Желание дотронуться до неё сменилось желанием оттолкнуть, ударить, он с трудом сдерживался.

Но Рита вдруг сама схватила его за колени.

— Прости! Витечка, прости меня! Я знаю, что тебе было плохо… но я не могла иначе! Он совсем, совсем другой, хотя нет… он похож на тебя… Я осталась в Москве, мы живём в общежитии, но скоро снимем квартиру.

Она заплакала. Положила голову на диван и жалобно всхлипывала.

Ещё несколько минут назад Виктор бы обнял её, утешил. Теперь он только смотрел. Он так и не понял. Ничего не понял, что же произошло между ними и как случилось, что он вдруг остался один. Без семьи, без дома, без любви…

Она подняла заплаканное лицо.

— Так ты простишь?

— Мне нечего прощать, Рита, — он с трудом произнёс её имя, — сядь на диван, пожалуйста…

— Не сяду! — Она надула губы, готовая как обычно перевести серьёзный разговор в кокетство или игру.

— Пожалуйста, сядь! — повторил он.

Она надулась ещё больше, но послушалась и с ногами забралась на диван.

— Я должен что-то ответить Штерну про дом.

— Всё так же, мне ничего не надо, — она подвинулась к нему, хотела прижаться.

Виктор резко встал. Он не мог сейчас прикасаться к ней. Это было и больно и унизительно и … грязно. Она всегда твердила, что со сколькими бы мужчинами ни переспала, всё равно осталась чистой. Может и так. Он верил ей. Верил всему, что она говорила. Верил, пока она была рядом. Но сейчас не было в нём больше ни любви, ни веры. Одно только сожаление… о потерянном времени жизни.

Виктор подошел к окну. Сколько же раз он стоял вот так, а она плакала, а потом успокаивалась, и они мирились. Потом шли в спальню.

Маргарита прилегла на диван, подтянула ноги к подбородку, свернулась клубочком, как кошка и затихла.

— А машина? — через некоторое время спросил Виктор.

— И машины не надо. Ничего… ты что прогоняешь меня?

— Нет, Рита, не прогоняю. До конца аренды ты можешь тут жить, ну а потом тут уже будет новый хозяин. Из вещей забери, что захочешь, но до того, как придут смотреть дом, потом уже ничего нельзя будет менять в интерьере. С машиной я тоже возиться не буду, она на твоё имя. Не хочешь ездить — продай, купишь другую.

— Да не надо мне ничего от тебя, — вдруг закричала она, быстро поднялась на колени, распрямилась, словно отпущенная пружина, широко размахнулась и швырнула в него книгой. Попала она совсем в другую сторону, сбила вазу с каминной полки, ваза глухо стукнулась о ковёр, но не разбилась, а покатилась к ногам Виктора, вода оставила серебристый след на ворсе, цветы на длинных стеблях все рассыпались.

Виктор поднял вазу, собрал в неё цветы. Поставил на место. Наклонился за книгой.

Затылок стянуло внезапной болью, в висках противно застучали молоточки пульса. Только этого сейчас не хватало. Он медленно выпрямился и тихо сказал:

— Ладно, я пойду.

Она не расслышала его из-за рыданий. Теперь она ничком лежала на диване.

Но когда Вяземский дошел до двери, Рита приподняла голову, увидала, что он уходит, спрыгнула с дивана, побежала за ним, вцепилась в его рукав.

— Ну, куда ты? Куда?

— В мотель ночевать.

— Ненормальный! Идиот! Придурок! Да я к тебе и не подойду даже! Спи здесь, в библиотеке… или наверху… или нет! Лучше я уйду! Ведь это твой дом…

Она вся тряслась и икала от слёз.

— Иди выпей воды, — он осторожно высвободил руку, — я не останусь здесь ночевать. И это не мой дом. Он не нужен мне без тебя.

— Но я же здесь! Здесь… чего тебе еще надо?

— Разве ты не вернёшься в Москву?

— Вернусь…

Она опустила голову и стояла так.

Виктор всё-таки спросил. Он должен был узнать хотя бы это.

— Что же такое есть у него, чего нет у меня? Тебе выходит плохо было со мной всё это время?

Она как-то сразу успокоилась, вернулась к дивану, села и задумчиво произнесла.

— Да, он не такой…не такой жесткий, никогда не кричит, говорит если не согласен, что у него другое мнение на это…а ещё… он проще, он настоящий, живет в реальном мире, ничего не придумывает. Не пишет стихов или книг… Он обычный человек. А еще…если бы ты позвонил, позвал, я бы босиком за тобой побежала! А ты молчал…ты бесчувственный, унылый, холодный, любишь только себя, ворчишь бесконечно… С тобой тяжело!

— Мне жаль, что я так часто кричал и раздражался, надеюсь с ним тебе будет лучше.

— Да, нет же, Виктор! Ты ничего не понял…Он другой!

— Я и не хочу понимать.

Это было правдой. И сейчас Вяземский ничего не мог понимать в первую очередь из-за мучительной головной боли и дурноты, которая накатывала все сильнее.

— Всё это время я хотел понять только одно, Рита, если всё было правдой, то, что ты говорила мне… про любовь и близость, про МЫ, то как же ты могла молчать всё это время?