Каменные сердца

Все время до похорон майор Сенцов сдавал дела коллегам, попутно бегая и по новому заданию. Одним из первых он посетил судмедэкспертов, от работы которых ничего толком не осталось. В расследовании опергруппы работал самый матерый спец – Максим Давидович Штофф, крупный мужик за сорок, обладающий поразительной подвижностью. На любом месте преступления умудрялся с грацией кошки пролезть в самый дальний угол, взять необходимую ему вещь и ничего не задеть, не смахнуть, не наступить.

Когда Платон явился на пороге экспертной лаборатории с делом Додукаева подмышкой, Максим Давидович смерил его оценивающим взглядом. Потом цыкнул, покопался в шкафах с делами и молча отдал копию заключения судмедэкспертов. В додукаевском ОРД не было и двадцатой части всего этого заключения. Отпечатки пальцев, анализы крови, анализы внутренних органов, опись всего имущества, подробный план квартиры – все это бесследно пропало. Штофф не поленился даже пыль на кухне проверить на наличие каких-либо сторонних отпечатков.

– Еще что добавишь? – спросил Платон, пробежавшись взглядом по параграфам.

– Там все есть, читай.

– Я про личные замечания. Может что-то странным показалось, или несостыковки какие.

– Да я о таких вещах Додукаеву рассказывал. Он разве не вносил в дело?

– Не, не думаю. Он часто подобные рассуждения держал при себе.

– Ну… – Штофф задумался.

– Давай же, Максим Давидыч, рожай измышления.

– Ну, было кое-что, – спец повернулся к оперу на своем круговом стуле, постучал пальцами по столу. – Так, эээ… я там в отчете указал, что следов взлома замков не было. И окна целы, даже заклеены бумагой, форточки все закрыты, балконная дверь на щеколде. Следов борьбы тоже нет. Все очень аккуратно, на своих местах. Так вот… Понимаешь, к чему я?

– Впустил убийцу?

– Ну, допустим. Дальше домыслы. Такие, как этот… как его… Шпагов, да, такие гостей радушно принимают, с водочкой, огурцами, пельменями. Вот… допустим, он впустил кого-то знакомого. И первым делом пошел бы накрывать стол – на двоих, естественно. Так?

– Ну?

– Баранки гну. Не было на столе ничего. Чашки-тарелки, но все грязные, немытые месяц. И для одного человека.

– Хмм… – теперь Платон задумался. – Что ж выходит, он впустил незнакомца.

– Нууу… видимо, впустил, закрыл за ним дверь, прошел в зал и стал ждать, когда ему башку раскроят. Либо, убийца просто помыл за собой посуду.

– Или зарубил где-то в другом месте, а тело потом приволок в квартиру.

– Или открыл замок магией.

– Шутки твои дурацкие.

– Ты меня сам спросил. Вот тебе пища для размышлений.

Платон задумался.

– Слушай, а почему опера и следаки из опергруппы таких мелочей не заметили?

Штофф пожал плечами:

– Наверное, заметили, дааа… не придали значения. Может, убийца правда за собой посуду помыл, бывало и такое. Да и кроме того хватало символов, чтобы не думать о подобных мелочах. Все эти каменные сердца, кишки, органы и прочее. Видимо, на том и погорели.

– В каком смысле?

– Да… я толком не знаю. Как заключение сдал, так меня и не привлекали особо.

Задав еще несколько не относящихся к делу вопросов, Платон тогда ушел. И с тех пор не давала ему покоя одна назойливая мысль: почему провалилась собранная из опытных оперов и следаков группа. Их созвали со всей страны, наделили абсолютными полномочиями. Как так случилось, что месяц упорной работы ничего не дал? И такой провал как-то очень быстро замяли, замолчали, негласно запретив вспоминать.

Опер взглядом нашел в толпе Сашу Крахмалова и, не отводя глаз, наклонился к жене.

– Свет, иди к Артему с Таней, я скоро подойду.

Поцеловал в щеку, и проводил взглядом.

Следак встретил его усмешкой.

– Здорово. А я ждал, когда подойдешь. А то все пялился-пялился, как на бабу в сквере.

– Здоров. Потолковать надо.

Они отошли к одной из покосившихся оградок. Следак оперся на нее, достал пачку сигарет, протянул Платону.

– Не, не буду.

– Странный ты мужик, – пробурчал Крахмалов, закуривая сигарету. – С кем надо куришь, с кем не надо – нет. Мне бы такую силу воли.

– А я и не курю.

– Ага, балуешься. Знаю. Ты по додукаевскому делу?

– Да.

Следак затянулся и выпустил дым через нос.

– Чего хотел?

– Ты работал в опергруппе, верно?

– Да какой там работал. На побегушках у Аркадича скакал. Там кроме меня народу до матери было. И все звездные, прям куда.

– Но дело ведь все равно знаешь.

– Теоретически знаю. Но по факту – хер это дело знает.

– Значит, пока допустим, что ты – хер. Скажи вот что, почему опергруппа слилась?

Саша затянулся и стряхнул пепел.

– Ну, я считаю, что след просрали. Эти крутые следаки и федералы из столицы накинулись на психологию убийцы, как дети малые на игрушки. Начали таскать фотографии и описания жертвы по психологам, психиатрам, составлять психологический портрет. Решили, что начало серии. И завязли по уши. Все эти символы типа камней в руке, кишок в спирали, оказались пустышками. Они имели смысл по отдельности, но ни черта не значили в целом. В итоге опергруппа месяц расшифровывала все это дерьмо, плюнув на розыскную деятельность.

– А было что искать? Игорь Аркадьевич несколько раз упоминал, что следов никаких.

– Может, и правда не было. Двери и окна целы, закрыты изнутри, взлома нет, драки тоже. В квартире все на местах, не считая трупа и ключей от двери, да и те в кустах потом нашли. Соседи ничего не слышали, ничего не видели, в округе никаких следов. «Пепсы» и «овошники» неделю таскались по округе, но ничего кроме дохлой собаки не нарыли.

– Что за дохлая собака?

– Собака как собака. Порвали ее недалеко от дома, или что-то вроде. Парни из постовой говорили, машина раздавила, ну и ладно.

– А что Додукаев? Тоже носился по психологам и психиатрам?

– Носился, еще как. Я ему таскал всякие заключения из дурки, с подписями, в папочках. А дело посмотреть так и не дал. Он еще стремнее себя вел, чем обычно. Тебе-то тоже ничего не рассказывал?

– Нет, почти молчал, только общие фразы. Пару раз видел при нем дело, но не больше.

– Да уж, такой он был, Игорь Аркадич.

Оба не заметили, как повернулись к процессии. Высших чинов уже не было, караул отпустили, все знакомые-близкие-родственники давно скрылись в тумане. Потянулась совсем иная колонна. Шли те, кого Додукаев всю жизнь ловил, прессовал, бил, крыл, кого сажал за решетку: блатные, матерые зэки, бандиты со стажем. Отдельной процессией двигались воры в законе: Гена Самосвал, Азик Бриллиант, Антоша Статский и молодой Юра Калган. Они быстро бросали землю на уже наполненную могилу и спешили убраться от красных волков, прячась за воротниками дорогих плащей и спинами «быков». Эти люди не хотели выказать дань уважения, просто показывали друг дружке, что не боятся прийти на похороны даже такого именитого мента. Смерть Додукаева для них значила перераспределение власти, новые связи, перестановку пешек. Для них было загадкой, кого поставят на место грозы всея бандитов города. Они храбрились друг перед другом, ведь, наконец, и мусор пархатый склеил ласты, но в тайне боялись, что теперь потеряют равновесие и упадут с кроваво-белого олимпа.

– Погань, – пробурчал Платон, смотря на все это, и сплюнул.

Саша выкинул истлевший окурок, поднял воротник куртки, сунул руки в карманы.

– Не пойму я, Платон, почему Аркадич вас с Артемом выбрал. Я таких оперов видал, которые бы и ссать с вами, птенцами, в одном поле не встали. А он вас выбрал. И теперь вы в отделе лучшие. Не пойму, чем вы так хороши.

– Завидуешь?

– Было б чему. Мотаетесь по «земле», шпану прессуете. Районщики вас постоянно на себя тянут. – Помолчал. – Нахрена тебе это дело, Платон?

– Не мое, Саш, а наше. Если я его раскручу, тебе на составление отдам.

– Принесешь, так составлю. Но на хрена ты его взял?

– Взял и взял, значит, надо. Не тебе по «земле» болтаться, вот и не думай об этом.