С.К.К. Лунные отчеты

Это продлилось краткий миг – период полета мотылька. И было покончено со всякой любовной бутафорией, я выяснил правила игры. Давай, поехали, но это уже не то – беспонтовая «Монополия», в которой ты приобретаешь вес за счет фантиков, одобренных государством. Давай, погнали, но, как в фильме «Без чувств», сугубо чистый расчет, и не обязательно финансовый. Давай, двинули, но договоримся на берегу – никаких сильных эмоций, запрет на то, что выходит за рамки рацио. Стерильная тяга – бесплодные отношения. А ты всерьез принимаешь этот навязанный регламент, я же в шоке от того, что неолиберальная пропаганда скушала твое здравомыслие. Что же, я помашу тебе прямой ручкой – шизоид, так и не понятый даже на поверхности.

Человек дождя ворвется в твое жилье, когда никто не будет готов. Словно ураган он разнесет все в округе и разорвет напрочь привычные шаблоны «влюбящих», погрязших в трясине будней. Реальность непредсказуема, не подчиненная заготовленным схемам, она сама найдет на каждого из нас. Нельзя подготовиться к тому, что само не подготавливается, чтобы настать. Это самотечение витальности, опоясывающее всё и всех. Это Лила, что осуществляется сама по себе, без всяких трансцендентных сущностей. Я прогнозирую – нет прогноза, что был бы точен. Я вангую – нет прорицателей и гадателей, которые расскажут как дальше будет. L' amour toujours – то, что можно сказать о продолжении рождения и смерти. Закрашенный полностью круг – символ всех пар, что реализовали себя как одно. Т.Ч.К.

19.04.2020 – 20.04.2020 г.

Меня запорошило пылью эпохи короля Артура и его круглого стола. Я, словно кладоискатель, стараюсь в куче кала отыскать сияние былого золота. Но как же сложно сквозь пелену тоски и очки печали разглядеть нечто настоящее! Идолы пещеры никуда не рассеиваются. Лунные отблески манят ложным светом – женские проделки незаметно пленяют неподготовленных. На мотив Шопена я пишу мелодии завтра, которые вовеки не будут услышаны. Это не декаданс и не нигилизм, я всего-навсего высматриваю девушку, которой, судя по всему, отродясь не было. Дни Ника Дрейка сопровождают меня на протяжении двадцати семи лет, но я посмеиваюсь над самоубийством, подобно тому, как некоторые гогочут над жизнью.

Скрытый меланхолик, я молчал, когда надо было говорить и говорил, когда надо было молчать. Невпопад встревал в разговор двух, меняя истории неизвестных мне союзов. Неуклюже обращался с вещами и людьми, портил их и платил за это своим самоуважением. Неудачно разбазаривал свои таланты и ресурсы, что были у меня в наличии. Выходил к подъезду и смотрел на звезды – должно быть, хотел завладеть одной из них, но тщетно. Проси-не проси, это безысходность дальнего расстояния, о которой не поведают по телевидению – это замалчивание психических травм, ставшее традицией в культуре постмодерна (только если не напоказ).

Шарманщик пришел петь песни любви, но поет их сам себе. 60–ые канули в лету, и негде согреться, если твоя душа не стоит ничего. Некому передать опыт бесшабашности – неукротимую лав-манию, которая нынче в положении люмпена, дрожащего при любом шорохе. Извини, но сексуальная революция затерялась в жидкой массе извращенцев. Влечение как потасканная проститутка не хочет никакой романтики. Опошленное чувство трубадуров, редуцированное к физиологии, вяло пульсирует как едва теплое тело. Нам в наследство досталось застать секс с роботами и публичные оргии отчужденных потомков приматов. А я перебираюсь на островок консерваторов, чтобы вновь полюбить по-настоящему – женщину как идеал женственности.

20.04.2020 г.

Я научился ценить тишину между звуками и звуки между тишиной. Уподобляясь Джону Кейджу, я даю Вселенной проявить себя, не мешая радиопомехами и собственными барьерами. Это «люблю тебя» с большой буквы «Л» – позволять всякому быть собой, не стараясь переделывать его. Но эгоизм берет свое, и ты врубаешь режим маленького диктатора, утверждая каким должен быть рассматриваемый. Это будто бы танго без напарника, когда он отправлен в пожизненный отпуск. Насколько же беден солипсизм – философская позиция, в которой Другой попросту не существует. Ты дурачишься сам с собой, но никто не может вступить в эту забаву. Ты одинокий одиночка, утопающий в своем одиночестве.

Я прошел точку невозврата – откуда не приходят корабли, что собирались по расписанию приплыть назавтра. Ушедший к водоему, в котором всё тождественно всё, я вскрыл как необходимость ты, так и нужду я. Это симбиоз бесконечных Я-Ты, которые взаимно переплетаются в социальном андрогине. А Мартин Бубер сидит на небесах обетованных и кивает, подтверждая эту диалогичность. Радикальный индивидуализм – это басенка либеральных последователей, что толкают вперед беднягу Робинзона, который без Пятницы сливается с островом. Остров-Робинзон, Робинзон-остров – найдите одно отличие. Можно поставить знак равенства между ними, столь презираемое проповедниками изолированного «Я» – это ирония Реального, что вынуждает ухмыльнуться.

Между нами – больше общего, чем вы можете представить. Между нами – повседневный социализм. Между нами – Солнца блик и отблеск Луны. А ты все мне твердила, что совместное проживание – глубинный фашизм бессознательного, останки патриархата. А ты все бодалась со мной, величая меня абьюзером. А ты все глубже погружалась в феминизм, но то был феминизм искореженного детства. Наши внутренние дети не сошлись в песочнице, поругавшись из-за величины слепленного замка. Что же, так тому и быть, твой замок был выше, был шире, но так ли это значимо? Мы просто-напросто общались на разных языках, что выдумали сами в попытке защититься друг от друга.

20.04.2020 г. – 21.04.2020 г.

Вот и все, подруга, зачем печалиться о нашем былом? Это закончилось моментально, я выдал информацию с излишком, словно на допросе пленный. Тебе было ровно, и я отряхнулся от золы – той, что лежала в основе наших свиданий. Я не из тех, кто когда-то жалеет о содеянном – я поклонник настояще-будущего. Я не вывез тебя и признал себя полноценным банкротом. И тогда я пошел по трупам, коих мы разложили на остановках, где целовались взглядами. Так заканчивается осень: серыми лужами – желтыми тротуарами, и переходит в зиму. Тебя позвали домой – пора бежать стремглав, пока тьма полностью не поглотила тебя, а часовой еще взирает с разваливающейся сторожевой башни.

Тысячелетний старец всё ведет передачи о платонической любови, но с кем беседует он? Залы и площадки пусты, пусты и улицы, пусты квартиры. А где–то в иноземной орбите Леша Косов вопрошает: “Кому сказать о том, что ты живой?” Последний герой вышел на пенсию, последний донжуан разбит страшной формой депрессии. Некому подать руку помощи, и никто тебе ее не подаст в ответ. То не кошмар, приснившийся писателю триллеров, то капиталистические реалии, мама. Давление зашкаливает, но пока нет равнозначных альтернатив. Мой правый кулак поднимается вверх, как у Эрнста Тельмана, но я не знаю, что зарядить тому, кто так долго чтил леваков, поэтому молчу в тряпочку.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «