Неприкосновенное сердце

«Ничего нет хуже, чем сидеть рядом с женщиной, на которую до смерти хочется смотреть». Давид Фонкинос.

Я звонил ей две недели подряд, оставляя каждый день по одному сообщению. Я не мог объяснить, почему повел себя тогда, как идиот. Брайан сказал, что ей нужно время с ее дочерью, и я готов был дать Донне все, что угодно. Ведь теперь она каждый чертов день сжимала в руках мое сердце. Но несмотря на это, я был зол. Держа в руках бутылку воды, я вспоминал тот вечер, когда не мог остановить дерьмо, которое вырывалось из моего рта. Прогресс, который был достигнут между нами, в мгновение ока был уничтожен.

Мне не хватало ее. Боже, до чего же я стал зависим от этой женщины. Я все время думал о моментах, когда она стала на меня смотреть по-другому. В один момент Донна перестала хотеть, чтобы я наблюдал за ней. Это и был конец. Я сидел на полу своей огромной квартиры, и мне еще никогда в жизни не было так одиноко. Закрыв глаза, прошептал: «Прости меня», — хоть и знал, что этого никогда не произойдет. Она ушла. Донна теперь далеко и начинает новую жизнь с самым дорогим человеком для нее. Я не хотел, чтобы она уходила, даже зная, что я в любом случае буду преследовать ее, где бы она ни оказалась. Но она ушла, и я ей позволил. Быть тем, с кем она захочет остаться, оказалось труднее, чем я думал.

В очередное утро я смотрел на небрежно смятую постель, которую освещало солнце из окна. Донна любила мои серые шелковые простыни, а я любил, как она выглядела на них с растрепанными волосами. Она говорила слегка хриплым сонным голосом и улыбалась. Я смотрел на нее с голодом все время, и она была так безоружна в моих руках. Я думал, что контролировал все, но на самом деле, как только эта женщина вошла в мою жизнь, она контролировала меня. Она могла делать со мной все, что угодно, и любое ее слово стало для меня неписанным законом.

Я сел в машину и поехал к Брайану в офис. Войдя в его кабинет, плюхнулся в мягкое кресло напротив и уставился на стену.

— Выглядишь дерьмово, — сказал друг.

— Тоже рад тебя видеть, — ответил я. — Ты говорил с Эмили?

— Она моя жена, Адам, — открыл Брайан бар, доставая бутылку виски и два бокала. — Я каждый день с ней говорю.

— Как она, Брайан? — забрал я бокал, сделав глоток.

— Она в порядке.

— Скажи ей, пусть позвонит мне. Я просто хочу услышать ее голос. Хочу сказать, что сожалею о сказанном и нуждаюсь в ней.

Любой другой человек бы посмеялся, но не Брайан. Он так же зависел от Эмили, и всегда все понимал.

Я поднялся с места и прилег на кожаный диван, скидывая все бумаги, которые там лежали, на пол. Я причинил ей боль. Я помнил лицо Донны, когда сказал ей о том, что она не сможет быть матерью этому ребенку. Когда я стал таким садистом? Я не заслуживал Донну, но она нужна мне как воздух. Она заботилась обо всех, кого любила, но я не мог доверить заботу о ней кому-то другому.

— Я не могу так, — закричал я в комнату. — Вернись.

— Расскажешь? — сбросил мои ноги Брайан, садясь рядом. — Этот диван мне дорог.

— Даже не буду спрашивать, — фыркнул я.

— И не надо, — усмехнулся друг. — Что случилось?

— Я чувствую запах ее духов за сотни километров, — откинулся я назад, закрывая глаза. — Я дышал только Донной и не понимал этого, пока она не уехала. Я никогда не чувствовал такой беспомощности, Брайан. Она рассказала мне о девочке и хотела, чтобы я сделал это вместе с ней. Я так виноват. Я не предложил свою помощь, а только начал давить на больное.  Но как, черт возьми, она собирается справляться с этим одна? Перевести ребенка в другую страну? Смотреть на ее скорбь по родителям в то время, как будет сидеть рядом и держать девочку за руку, понимая, что это её дочь?

— Как зовут девочку?

— Оливия, — посмотрел я на него. — Разве это важно?

— Тебе придется принять ее дочь, иначе она никогда не будет с тобой.

— Ты бы принял ребенка Эмили?

— Да, — вернулся он на место. — Я приму все, что является ее частью.

Затем Брайан позвонил своей жене и включил громкоговоритель.

— Милая, ты в порядке? — спросил он.

— Да, Брайан. Я сейчас занята, но мне кое-что нужно от тебя.

— Что?

— Частный самолет, — ответила Эмили. — И не только в одну сторону.

— У вас какие-то проблемы?

— Нет, перезвони мне, когда будет готово.

Затем Эмили бросила трубку, как всегда, и Брайан нахмурился, смотря на экран телефона.

— Ты слышишь то же самое, что и я?

— Что ты имеешь ввиду? — смотрел я на него.

— Вранье, — перевел он взгляд на меня. — Эмили мне врет. Она всегда нервно смеется, когда врет, и пытается быстрее закончить разговор.

Они были такие разные. Донна была податливая, Эмили же совсем наоборот. Донна самоотверженная, вдумчивая и жесткая. Она никогда ничего не ждала. Я помнил, как ее дыхание обжигало мое ухо, и мое тело напрягалось каждый раз, когда Донна касалась меня.

Сообщение поступило мне на телефон, и, прочитав его, я знал, чем сегодня займу свои руки и мысли.

— Почему? — спросил Брайан, не отводя от меня взгляд.

— Что почему? — направился я к двери.

— Почему ты полюбил ее?

— Она преданна, — усмехнулся я, открывая дверь. — И еще у нее необычное чувство юмора.

«Правда подобна солнцу. От нее можно закрыться на какое-то время, но от этого она никуда не исчезнет». Элвис Пресли.

Я вышел на улицу и огляделся по сторонам. Зима в этом году была ни к черту, но это было на руку. Я надел шлем и, заведя мотоцикл, направился к человеку, который мне определенно должен помочь. Боль — это то, чему нас учат, когда ты в ФБР. Это то, что ты все время испытываешь, смотря на смерть каждый день.