Зарема

Несколько солдат взвода удобно расположились на склоне горы, опершись на вылезшие из земли корни  деревьев. У одного из них в руках была гармошка с цветастыми веселыми мехами. Он склонил к гармошке выбившийся из-под пилотки русый, кудрявый чуб и негромко наигрывал протяжную мелодию песни «То не ветер ветку клонит», а остальные, слушая вполуха,  потихоньку балагурили и крутили самокрутки.

Саша прислушался. Ну, конечно! О чем могли говорить эти уставшие после боев и изнурительного перехода солдаты и совсем молоденькие новобранцы. О войне? О доме? Говорили и о них, но чаще и дольше всего обсуждали прекрасную половину человечества.

Сначала они перемывали косточки крале командира полка, которая оказалась сильно беременной, и теперь, слава Богу, поедет в тыл, и не будет мозолить глаза бедной пехоте. Ведь каждому рядовому не на шутку надо расстараться, чтобы хоть одна девушка в военной шинели обратила-таки на него внимание, в то время, как офицеру достаточно надеть китель с погонами.

- И тут завидуют офицерам, сказал Саша Николаю тихо, чтобы не услышали остальные. – Я недавно так вышел из себя по этому поводу, что чуть с Заремой не поссорился. Хорошо, что она оказалась  достаточно мудрой для своих лет, и, хоть обиделась, но убедила меня, что не все женщины на войне до офицеров падки,  что многие чистые души – настоящие патриотки и приехали на войну Родину спасать, а не приключения искать на свою юную голову, - поделился с Николаем Саша своими мыслями на этот счет.

- Да, - ответил Николай, - часто бывает обидно, когда видишь вокруг столько красивых девчат: и радисток, и медсестер, и летчиц, и зенитчиц, а в восемнадцатой роте даже снайперши есть, но они недоступны для нашего брата, вот и начинают солдаты, как бабы базарные, предположения делать: мол, им только офицеров подавай, а на простых солдат они и смотреть не станут. А то невдомек, что за девушкой надо ухаживать долго и красиво, а быстро и просто только кошки плодятся.

- Ну, тебе-то горевать не о чем, тебя ведь дома жена ждет. Сам хвалился.

- Вчера хвалился, а сегодня не уверен. Вдруг забыла, да с тыловиком сытым спуталась? Вся родня, мол, в поселке на заводе работает. Завод военный, строгости страшные. За один пропущенный день на работе, если в больнице не лежишь, отдают под суд даже подростков и молоденьких девушек. Они сознание теряют от усталости, а им условный срок впаивают и двадцать процентов зарплаты высчитывают, а зарплата-то  - в продуктовых карточках. Значит, она еще голодней будет, если с завода не вырвется. А если повторится – здоровье-то у нее слабое, сердечко и до войны пошаливало – тогда  ей лагерь светит, тяжелая работа в нечеловеческих условиях, но уже бесплатно совсем.

- Откуда ты все это знаешь? – спросил Саша.

- Сестра через земляка передала записку, что у них уже кошек и собак всех съели, что живут так тяжело, как никогда еще не жили. А что ж ты думаешь, могла бы сестра такое письмо мне по почте послать? Цензура письмо такое не пропустила бы, чтобы не выветривать в головах солдат боевой дух, на пустые переживания его растрачивать. А того не понимают, что после того, как я получил от сестры это письмо, у меня сил вдесятеро прибавилось, у меня к горлу комок подступает, как только я вспоминаю ее письмо. Я теперь  фашистскую мразь зубами рвать готов! Когда наступление, Шурик? Терпения нет. Что слышно в штабе?

- За наступлением дело не станет, - уклончиво ответил Саша. И добавил, повысив голос, чтобы все слышали, - я вот тут новость принес, что укрепления немцев на Сапун-горе залиты бетоном и так мощны, что взять Севастополь будет очень трудно.

- Ничего, где наша не пропадала! – Николай тоже повысил голос, чтобы его слышали все минометчики, - Кубань освободили – освободили! Тамань освободили – освободили! Крым почти весь освободили, так что ж теперь Севастополь немцам оставим? Щас, как говорят у нас в Ростове! На-кося, выкуси! Когда немцы его брали, не было бетона. Была только человеческая плоть – теплая и мягкая, однако взять город немцы не могли целых 250 дней! Почти год! А мы управимся гораздо быстрее, вот увидите.

- Одолеем, одолеем, - одобрительно отозвались солдаты-минометчики. У многих новобранцев боевым духом вдохновенно горели глаза, однако, некоторые сидели, призадумавшись, охваченные естественным человеческим страхом перед безысходной необходимостью подставить свое, столь уязвимое тело под град пуль, бомб, огня и осколков. Этот страх уйдет в момент боя, и все они честно и самоотверженно выполнят свою мужскую работу – прогонят врага с родной земли.

- Уверен! Даже головой готов поручиться,- сказал Николай, - что ребята нашего минометного взвода не подкачают, но меня пока еще очень беспокоят новобранцы. Учишь их, учишь, да времени мало, еще в курс не вошли. Твержу им, как заводной: к моменту взрыва первой мины, в стволе должна быть одиннадцатая, а до них не доходит, хоть кол на голове теши.

- Да-а, это серьезно, подтвердил Саша. Вчера радист рассказывал, что новобранец под Харьковом ритма не уловил и пока чухался, весь расчет перебили. Не сейчас, правда – в начале войны.

- Конечно, это не шутки! Поэтому я договорился: на завтра нам должны выделить  ЗИС, а полигон устроили в спокойном месте, туда поедем, организуем учебку. Тебя отпустят Саша? Тоже ж практика в полевых условиях была давно.

- Ничего себе давно! Мне иногда кажется, что я каждую ночь с минометом в обнимку сплю. Да ведь руки все до автоматизма помнят, даже, если я что-то забыл из теории.