Страница 139 из 174
- Тимофей Савельевич, можно я с Мишей схожу за коляской?
- Иди, если хочешь, - разрешил Лыжин.- Только возвращайтесь скорее, я пока чаю выпью. Ты, Василий, когда запрешь дверь за Евдокией, загони во двор нашу коляску, выпряги коня и заведи его в стойло в конюшне.
- А зачем нам чужая коляска и кучер? Может, я просто запрягу свежую нашу? – спросил Василий Лыжина.
- Нет, будем дежурить на вокзале в чужой коляске, чтобы ни Марьяна, ни Сербинов не обнаружили нас и не скрылись.
Нам с Мишей казалось, что мы очень быстро вернулись, но мы не учли того, что совсем не замечали того времени, когда останавливались целоваться. Небо едва-едва светлело, но было еще настолько рано, что людей на тротуаре по над домами не было совсем, а среди закрытых лавок на ярмарке изредка проходили редкие ранние пташки. Коляску во дворе «Заезжего двора» мы выбрали самую большую, на три ряда скамеек, но не шарабан, уж его-то я узнаю среди любых транспортных средств. Кучер был согласен на любые условия, а когда мы упомянули, что заказчик – это Тимофей Савельевич Лыжин, он обрадовался и вскочил на козлы.
Когда мы подъехали к дому Лыжина, там уже стояли и Лыжин, и Клавдия Семеновна, и Василий.
- Вас только за смертью посылать! – возмущенно пробурчал Лыжин и спросил:
- Вы с нами поедете? Может, тоже уже спать?
- Конечно, поеду, если можно, - согласилась я, имея в виду себя. – А ты, Миша, может, отдохнешь?
- Правильно мыслишь – ты поедешь ловить преступника, а я буду в постельке дрыхнуть? Щас! – шутливо отговорился мой милый, однако выглядел он очень усталым.
Лучше всех среди нас держался Тимофей Савельевич, но и он обрадовался возможности, развалившись, отдохнуть на переднем сиденье экипажа. Когда тронулись, он спросил кучера:
- Нельзя ли натянуть полог, чтобы не видно было, как мы тут будем дремать в ожидании поезда?
- Можно, конечно. Сейчас на остановке натянем. Так мы на вокзал, выходит?
- На вокзал, но сначала в пару мест заедем, - ответил Лыжин.
Сначала мы поехали отвозить Клавдию Семеновну. Проезжая по её улице, мы увидели, что в окнах какой-то конторки, несмотря на ранний час, горит свет и на крыльце её курит цигарку моложавый мужчина, подвязанный на поясе длинным фартуком. Когда мы проезжали мимо, он весело крикнул:
- Что, Тимофей Савельевич, привёз еще одну барышню побрить? Так это мы мигом, со всем нашим удовольствием!
- Останови! – крикнул Лыжин, в одно мгновение соскочил с коляски, с невиданной мной за ним прытью подскочил к мужчине и, схватив его за грудки, что-то злобным шёпотом прошипел ему на ухо.
- Ты понял? – спросила я Мишу, пока рядом не было Лыжина. Над конторкой висела вывеска «Цирюльня».
- Понял, что тебе больше не надо бояться волшебную косынку. Бедная Клавдия Семеновна!
- А Дуся?
- А для Дуси это только благо, иначе она свою жизнь положила бы на гильотину этого якобинца.
Тем временем Лыжин несколько раз потряс цирюльника за грудки, подошел к кучеру, назвал ему номер дома Клавдии Семёновны, потом с невозмутимым видом сел в коляску и, вытянув ноги под лавку напротив, вальяжно разлегся на своей, спокойно прикрыв глаза. Тем временем Василий ни на миг не просыпался и даже слегка похрапывал.
Возле дома Клавдии Семёновны Миша спустился с коляски и помог сойти Клавдии Семёновне. Потом они вместе с кучером натянули брезентовый полог, но за все это время ни Лыжин, ни Василий глаз не разомкнули.
- Они на нас надеются, - понял Миша, и, раз всё слышащий Лыжин не возразил ничего, значит, Миша понял правильно. Мы доехали до привокзальной площади и поставили коляску тыльной стороной к площади так, чтобы вся площадь была, как на ладони, если выглядывать из-под приподнятого полога.
Занимался рассвет. Мише я предложила тоже подремать. Я пообещала ему быть внимательной и не пропустить никого из беглецов. Ждать чего либо, не сомкнув глаз в течение ночи, было очень тяжело, но я знала, что чувство ответственности позволит мне продержаться до конца. Я в этом убедилась, пока училась на винодела. В сезон уборки винограда заводы работают круглосуточно, в три смены. И нас, студентов, во время практики посылали в самую тяжелую – третью смену, в которую мылись прессы, емкости, полы, наводилась чистота, но одновременно ещё и шла обработка принятого днём винограда. Самое тяжелое, что мне запомнилось из этого, было приготовление кагора. Ночь, темень, это довольно опасно и страшно из-за того, что процесс горячий, приходится всю ночь переходить с одного на другой едва освещённые переходы, узкие, скользкие, размещённые на большой высоте от земли, но близкие к кипящему сладкому суслу, смешанному с тяжелой мезгой, которое всю ночь надо было студентам вручную мешать деревянными швабрами. Какая там техника безопасности! Вспомню – вздрогну! Но, главное – ни одного несчастного случая не произошло, как меня уверяли. И до чего же чудодейственно кагор исцеляет болезни, особенно, в сочетании с разными полезными включениями, вроде меда, алоэ или минеральной лечебной воды!
Уже раздался громкий свист, когда на площадь выехал легкий экипаж и из него вышел Алексей Ильич. Пока кучер пошел снимать привязанный на облучке их багаж, состоящий из Марьяшиных двух чемоданов и одного баула Сербинова, Алексей Ильич, словно хрустальную вазу, с осторожностью снял с приступки коляски Марьяшу, одетую в дорожный костюм и шляпку с вуалью.