Страница 2 из 118
Хотите, раскрою секрет?
Я ношу его в себе долгие годы, лет с шести, наверное. Вот когда я впервые понял, что со мной что-то не так. Я вырос в городе, и это меня спасало; страшно подумать, кем бы я стал, останься мои родители в глуши, в деревенском доме, среди холмов и древних развалин. В городе много людей, слишком много, чтобы разбираться, кто из них жив, а кто - уже не очень. Случаются, конечно, казусы. Как-то раз я ехал в автобусе и рассматривал парня напротив – очень уж он бледный был, ни кровинки в лице. А потом в салон зашла женщина и села на то же место. Села прямо сквозь него, понимаете?
Когда случается такая фигня, волей-неволей начинаешь задумываться. О том, откуда все эти страшные сказки и поверья, что мы изучаем в школе как «фольклор», и почему твоя семья несется в церковь по любому поводу, и почему бутылка со святой водой у мамы всегда наготове. Мы не говорили с ней об этом, но я думаю, она тоже их видела. Или знала, что я вижу.
Ну вот, не обошлось без воспоминаний о детстве, а зарекался ведь начинать книгу с такой банальщины. Последнее дело это - выбивать сочувствие у окружающих, жалуясь на тяжелое детство. «Я был изгоем, я чувствовал, что отличаюсь от других детей, и пока они простодушно грелись под лучами ласкового солнца, моя туманная звезда где-то за облаками всегда манила меня идти тропами, недоступными прочим, наполняя и явь, и сны тревожными образами и лицами, что так неохотно затем стираются из памяти…» Ну, или что-то такое, я не запомнил дословно, прежде чем протрезвел, а записи на салфетке из бара наутро превратились в бессмысленные каракули. Это было бы чертовски хреновое начало для книги, признаем же честно, так что оно и к лучшему. Правда в том, что я умел быть «как все», мне пришлось этому научиться, и если я порой молчал больше, чем другие, зарабатывая славу тугодума, так это потому, что опасался заговорить ненароком о вещах и явлениях, окружающим недоступных. Есть какая-то высшая истина в том, что нормальному человеку не лезут в глаза призраки и прочие непостижимые твари, и не мне с ней спорить.
Эй, я все помню, не надо смотреть так укоризненно, я помню, что обещал раскрыть секрет осенних депрессий и прочих сезонных аномалий.
Секрет очень прост: дело в том, что летние духи уступают место осенним. Не знаю, куда уходят первые и откуда приходят вторые, но выглядят и ведут себя они совсем иначе. И под «духами» я подразумеваю не призраков, вовсе нет. Обычные мертвецы скромные и тихие, чаще всего они даже не знают, что умерли, бродят себе по привычным маршрутам, словно в полусне, пока не растают - иногда прямо у меня на глазах. То ли дело духи; я так думаю, некоторые из этих существ никогда и не рождались в человеческом теле, а другие прошли после смерти такую мучительную трансформацию, что от людей в них ничего не осталось.
Летние духи – что-то вроде фейри из сказок, по крайней мере, смотреть на них приятно. Они появляются в мае, на праздник Бельтейн, и с ними вполне можно иметь дело. До самого Лугнассада, до сбора урожая они правят бал, и за неимением холмов танцуют по ночам на крышах панельных высоток, как ни в чем не бывало. В августе их становится все меньше, и все больше других, менее приятных на вид, после осеннего же равноденствия только глумливые рожи вторых и мелькают в тени домов, а иногда и среди многолюдной толпы. И если вы думаете, что после Самайна они угомонятся, то черта с два – весь ноябрь они еще попадаются мне на глаза. Только зимой город наконец становится почти таким, каким его привыкли видеть остальные, и на опустевших крышах танцуют лишь холодные ветра, не имеющие, к счастью, привычки принимать человекоподобную форму.
Это все лирика, впрочем, но раз вы дочитали до этой страницы, я, пожалуй, покончу со вступлениями. Зима – спокойное время, однако до зимы было еще далеко, когда мы с напарником выехали по очередному вызову в один из густо застроенных прибрежных районов. Надо признать, унылые серые доки сейчас медленно, но верно сменяются офисными зданиями, сверкающими стеклом и сталью, и земля здесь дорожает, однако сверни на боковую улицу – и вот они, старые кварталы с теснящимися друг к другу многоэтажками. Сюда не забредают туристы, и правильно делают – здесь можно ожидать чего угодно.
В одной из квартир на первом этаже случилась семейная ссора, и соседи вызвали нас, утверждая, что слышали сквозь стену крики, угрозы и просьбы о помощи. К моменту нашего приезда буйная парочка притихла, и это было ничуть не менее подозрительно.
Конечно, была вероятность, что супруги помирились и если мы сейчас вломимся в дверь, горя желанием спасти бедную женщину от изверга, нас вполне может встретить ударом сковородки по голове стокилограммовая мегера. Мэтт высказал эту версию, пока мы топали по длинному, словно кишка, коридору в поисках нужной двери. Мой напарник обожает прикидываться равнодушным циником, чтоб никто не догадался, как сильно ему хочется верить людям. Совсем как я люблю прикидываться простодушным парнем, чтобы не вызывать излишних подозрений. Мы здорово сошлись с ним с первого дня службы, и, если б я не оставил по ряду причин привычку молиться на ночь, каждый вечер возносил бы благодарности небу за то, что нас определили в один патруль. И если бы я мог поделиться с ним своим секретом, может, многое было бы проще, да только таких материалистов, как Мэтт, не сыщешь на всем нашем благословенном острове, да и бесполезно искать, потому что родители привезли его аж из Орегона. Видимо, решили, что там подобных ребят навалом, а вот у нас как раз нехватка. Этих янки ничем не проймешь, я и рисковать не стану, и поэтому я промолчал о том, что знал.
А знал я, что случилось нечто нехорошее. Поблизости было множество духов – холодных, осенних, охочих до крови и человеческих слез, но они не показывались, мельтешили где-то в окрестностях, просто я уже научился чувствовать их присутствие. И то, что к дому они не приближались, настораживало еще сильнее. Что могло одновременно возбудить их и напугать, не позволяя войти и насытиться?
- Выбиваем? – предложил я, когда на стук никто не отозвался.
Мэтт с сомнением посмотрел на добротную деревянную дверь.
- Я тебе что, Рэмбо хренов? Тут косяк явно крепче, чем наши головы. Давай-ка для начала через окно заглянем.
- Ты постучи еще, может, не слышат, - посоветовал я, направляясь обратно. – И осторожнее, не стой на линии выстрела, мало ли…
- Не учи ученого, - огрызнулся напарник.
Мэтт в полиции на целых полгода дольше, чем я, поэтому хрен с два он позволит мне ему советовать. Я, конечно, не упускаю случая ткнуть его носом в очевидные вещи. Это же так весело - смотреть, как он бесится по мелочам.
На улицу выходило только окно кухни. Я несколько раз пересчитал окна, чтобы не ошибиться - нет, все верно, та самая квартира. Решеток не было, хоть и первый этаж. Вот не заботятся ведь о своей безопасности, а потом ругают полицию... Впрочем, сейчас безответственность жильцов была нам только на руку.
Хотелось бы мне сейчас написать, что я бесшумно проник в квартиру, однако буду с вами честен - я с грохотом выбил стекло, а потом, ругаясь сквозь зубы, протиснулся в узкое кухонное окно, очень стараясь не изрезаться осколками. По крайней мере, если тревога ложная, застеклить окно ребятам будет не в пример дешевле, нежели ставить новую дверь - вот примерно такой ерундой я старательно забивал себе мозги, потому что уже знал, что увижу. Знание это принадлежало какой-то примитивной, животной части меня, той самой, по велению которой шерсть встает дыбом на загривке в случае опасности, даже если волей эволюции или всевышнего шерсть у нашего племени там давно уже не растет.
Дородный лысеющий мужчина лет за пятьдесят лежал в луже крови. Кровь еще продолжала растекаться по полу, хотя с виду хозяин квартиры был мертвее мертвого. Голова его была проломлена чем-то тяжелым, а на груди сочными экспрессионистскими мазками алели ножевые ранения.
Женщина сидела за столом и тихо плакала, утирая слезы тыльной стороной ладони. Пальцы ее все еще сжимали длинный разделочный нож.
Признаться, я так и застыл столбом посреди комнаты. Картина была та еще. Что бы там ни думали о нашей работе мирные граждане, трупы нам нечасто приходится видеть. А тут еще женщина, увидев меня, начала причитать:
- Я не знаю, что со мной, не знаю, что на меня нашло, простите...
Ее завывания, наконец, вывели меня из ступора. Я кинулся к двери, впустил напарника, и началась обычная в таких случаях суета. Вызвать детективов, разогнать любопытных соседей, отобрать нож у свихнувшейся тетки, предварительно надев перчатки - еще не хватало стереть отпечатки с орудия убийства. Хорошо хоть, женщина была не буйной. Она будто сама не понимала, что произошло. Временное помешательство, бывает и такое. Может, мозги разъедены алкоголем, а может, и наркотой. В шкафчике над ванной - антидепрессанты пополам с китайскими снадобьями в характерных пакетиках с иероглифами.
Впрочем, пусть теперь детективы копаются в ее вещах и строят версии, а наше дело маленькое, как говорится.
Кровь, меж тем, все вытекала из трупа, разбегаясь по полу крохотными шариками, будто ртуть. Я даже потянулся проверить у него пульс, встретив недоуменный взгляд напарника.
- Кровь уже должна была остановиться, - пояснил я. Мэтт подошел ближе, то и дело оглядываясь на женщину. Конечно, мы уже нацепили ей наручники, но мало ли что она может выкинуть.
- А разве она не остановилась?
Тут-то до меня и дошло, что разбегающиеся капли-шарики вижу я один. Проследил их взглядом и увидел, как они вновь собираются на небольшом участке пола и там исчезают, словно впитываясь в покрытие. Может, стекаются в углубление, только с виду там нет никакого углубления, доски как доски.
- Знаешь, пойду-ка я поговорю с соседями, - выпалил я первое, что пришло на ум, и бросился наружу.
Мэтт удивился, но, как всегда, прикрыл меня. Сказал потом приехавшим детективам, что мне стало нехорошо от вида крови. Ребята с пониманием отнеслись к моим слабым нервам, а я спорить с этой версией не стал. Мысли мои в тот момент крутились совсем в иных сферах.
Соседи, конечно, никуда не разошлись - столпились во дворе и галдели, обсуждая происшествие. Пытались заглянуть в разбитое окно, как будто не их мы отгоняли пятью минутами ранее. Что за удовольствие, интересно - поглазеть на чужую смерть?
Я постарался напустить на себя максимально строгий и официальный вид, вернул на место помятую фуражку и объявил:
- Мне нужен ключ от подвала!
- Думаете, она в подвале еще кого прикопала? - живо отозвалась сухонькая старушка.
- К ним племянник приезжал на выходных, Коннор, да что-то давненько не видно его, может, и его тоже? - народ загалдел, шумно выдвигая версии, одна другой бредовее.
- Это убийство в состоянии аффекта, а не работа маньяка, видно же, - я волей-неволей ввязался в дискуссию, хоть и зарекался это делать. - Ключ от подвала! Кто сможет мне открыть?
Обладатели ключа нашлись, и стоило больших трудов уговорить их не следовать за мной в сырую темень подвального этажа. Спасло положение то, что у меня был фонарик, а у них - нет. Все же я официальное лицо, как-никак.
Кровь, пусть и призрачная, утекала куда-то вниз, и вряд ли только под действием силы притяжения - уж больно целенаправленно она стекалась к определенному участку. А значит, ее что-то притягивало. И я был совсем не уверен, что мне стоит на это "что-то" смотреть, но проклятое любопытство потом бы меня с потрохами сожрало, точно знаю. И поэтому я сейчас топал по узкому и темному коридору, прикидывая, где примерно располагается квартира несчастной семейки.
Долго искать не пришлось: вскоре я услышал звук. Отвратительное чавканье, бульканье и хлюпанье, наводившее на мысли о болоте, и еще - о протекающих трубах. Версия с трубами могла бы объяснить и удушливый смрад, ударивший в ноздри. Но потом я увидел ее, и все версии разом покинули мою несчастную голову, а ноги рефлекторно дернулись эту самую голову унести как можно дальше.
Старуха была не из мира живых, в этот раз у меня никаких сомнений не возникло. Ее распухшее синюшное лицо напоминало об утопленниках, что по несколько дней лежат в нашем морге, дожидаясь опознания. Морщинистая шея перетекала в бесформенное тело, в пропорциях которого было не больше человеческого, чем в кольчатом туловище гигантской жирной гусеницы. Глаза ее, к счастью, были закрыты, и я до сих пор не уверен, смог бы я сохранить рассудок, доведись мне встретиться с ней взглядом. Длинный, похожий на змеиный, язык периодически показывался меж почерневших губ, чтобы ловко поймать очередную каплю, стекающую с потолка.
Подробнее рассмотреть ужасную обитательницу подвала мне не дала ее свита. Осенние духи, как я уже говорил, не слишком приятны на вид, но здесь будто собрались наиболее омерзительные представители своего рода. Шелестящая черными полупрозрачными крыльями мелочь резво поднялась в воздух, потревоженная лучом моего фонарика. В прямом свете они были почти невидимы, и мне пришлось направить фонарик в сторону, чтобы в рассеянном боковом свете разглядеть их гротескные маленькие тельца. Некоторые напоминали людей, точнее - уродливых младенцев, вроде тех, что показывают в социальной рекламе, призывая воздерживаться от алкоголя и курения во время беременности. У некоторых из покрытых шерстью туловищ торчали паучьи лапы. Маленькие злые глазки то и дело вспыхивали во тьме тлеющими угольками. Собравшись в импровизированный хоровод вокруг чудовищной старухи, они затянули то ли песню, то ли заклинание, слов которого я почти не мог разобрать - уж больно отличался язык от того гэльского, к которому мы привыкли. Обрывки фраз, что все-таки долетали до сознания, не слишком-то проясняли ситуацию:
- Первая кровь.... первая кровь этой осенью... первый осенний пир для Матери...
Я не сразу заметил, что по мере движения хоровода то один, то другой дух покидал его и с безобразной гримасой вожделения припадал к одному из множества темных сосков на раздутом теле старухи, а через полминуты нехотя отрывался, роняя на пол кровавые капли. Пришлось изо всех сил стиснуть зубы, сдерживая подкативший к горлу комок тошноты.
От тела этого невозможного существа к потолку тянулись пучки то ли алых лент, то ли сосудов. Они были почти незаметны и явно нематериальны. Позже я увидел, где заканчиваются эти "ленты", и спокойствия мне это знание отнюдь не прибавило. А пока что я едва не помер на месте, когда бодрый голос сзади спросил:
- Нашли что-нибудь, офицер?
Один из жителей дома, вооружившись фонариком, пробрался следом за мной. Теперь он старательно осматривал отсыревшие стены, в упор не замечая происходящей у него под носом безумной фантасмагории.
- Канализация, видать, потекла... Ну и вонь!
- Здесь ничего нет, - сказал я, разворачиваясь к выходу. Уж не знаю, почудилось или нет, только в спину мне летело издевательское хихиканье, больше похожее на скрежет несмазанной ставни.
Уже потом, во дворе, в ярком дневном свете, я боковым зрением вдруг вновь увидел алые нити-сосуды. Они вонзались в ладони убийцы, которую как раз выводили в наручниках подоспевшие детективы. Женщина брела, покорно опустив голову, и с этими нитями в руках казалась сломанной марионеткой кукольного театра, которой больше не управляет мастер из-за кулис. Когда за ней захлопнулась дверца машины, нити оборвались, словно не выдержав контакта с холодным железом, и нехотя поползли обратно в дом, подергиваясь, как живые.
- Эй, дружище, ты в порядке? На тебе лица нет, - Мэтт подобрался ко мне незаметно, хлопнул по плечу. - Жуть какая, а? Наводит на размышления...
- И не говори, - искренне отозвался я, понимая, впрочем, что мы говорим совсем о разных вещах.
- Вот так вот живешь с человеком много лет бок о бок, и не знаешь, в какой момент у него крышу снесет и он решит тебя прикончить, - как-то уж слишком пристально напарник смотрел на меня, произнося эту фразу.
- Психи среди нас, - подтвердил я и повернулся к нему, изобразив нарочито жуткий оскал. - Они могут жить с тобой, работать с тобой в одной смене, например...
- Ездить в одной патрульной машине, - подхватил Мэтт, усмехаясь в ответ. - Я понял. Знаешь что, давай перехватим по чашечке кофе по пути. Думаю, никто нас не осудит, после такого-то...
Думаю, никто нас не осудил бы, даже реши мы плеснуть в кофе чего покрепче. Но служба есть служба, есть ведь пределы даже у нашей с Мэттом наглости.
У этой истории должен быть какой-то красивый и многозначительный конец, скажете вы. Ну, так же всегда бывает. Главный герой вернулся в подвал с огнемётом и все там выжег подчистую. Фейри боятся огня, это всем известно. Но рисковать устроить пожар в жилом доме ради изгнания нечисти, которую никто, кроме меня, не видит - это не ко мне, извините.
Может быть, скажете вы, стоило вызвать священника и все там освятить. Может быть. Моя мать бы так и сделала, наверное. Она все таскалась по разным церквям в городе, перебирала, ворча, что городские священники совсем не то, вот то ли дело отец Уилан в ее родном городке! Я был с ней на множестве служб, мне нравится тихая и торжественная атмосфера храмов, но... как бы это вам объяснить. Как человек, который видит духов, я мог бы ожидать увидеть хоть что-то в церкви... какое-то свечение, лучи света из ниоткуда, пение ангелов, понимаете, что я хочу сказать? Но ничего там не было. Тихое, спокойное место, куда не забредает городская нечисть... впрочем, в паре церквей я видел на мессе такие лица, что до сих пор меня терзают сомнения, так ли это... Но никаких следов присутствия той силы, что могла бы противостоять злу.
Да и зло ли эти твари?
Я одно время трахал девку из китайского квартала, и у нее меж лопаток была татуировка со значком инь-янь, такая круглая штуковина, где черная половина плавно перетекает в белую. Если смотреть на нее в момент оргазма, она начинает вращаться. Ну, может, только у меня так, сложно сказать, как вы понимаете, тут я на статистику сослаться не могу. Но суть в том, что каждое явление со временем превращается в свою противоположность. Черная "капля" в рисунке совсем истончается кверху и кажется, будто белая одержала верх, но в самом сердце белой половинки уже расцветает чернота. Что я хочу сказать, в общем-то? Что я не вернулся в этот подвал.
Зато я покопался в хронике и выяснил вот что. Несколько лет назад в подвале и правда жила безумная бездомная старуха. На нее жаловались жильцы, ее даже пристраивали в приют при монастыре, но она сбегала оттуда, объясняя сестрам, что ее ждут "дети". В молодости она была медсестрой, приторговывала медикаментами и помогала делать подпольные аборты. Это ее в тюрьму и привело, после заключения у нее в голове помутилось, а родственников не осталось, вот и померла она в конце концов в холодном сыром подвале.
Ладно, скажете вы, если в истории нет логичного конца, в ней должна быть мораль. И вот сейчас для нее самое время и место.
Я не знаю, что вам на это ответить, честно. "Не селитесь в доме, где пару лет назад умерла бомжиха?" Или "не нарушайте закон об абортах"?
Знаете, я не из сторонников и не из противников, я вообще не считаю себя вправе в это дело лезть, и когда при мне какие-нибудь политические активисты заводят такие разговоры, я отмалчиваюсь или ухожу. Можете закидать меня камнями, но я считаю, вопрос об абортах должны решать женщины, и только они, и черт меня дери, если я полезу в бабские разборки, я не камикадзе. Да и если духи были похожи на уродливых младенцев, это ведь может ничего и не значить, верно?
Кто их знает, как они выглядят на самом деле, если они вообще имеют определенную форму. Может, это наше сознание рисует картинки и поет нам песни на древнем языке, а что мы видим на самом деле или чего не видим - бог его знает.