Страница 123 из 134
Дон Мигель поперхнулся вином. Такое толкование страшных и кровавых событий могли придумать только во Франции, где любое, даже самое далекое от страсти дело вечно норовят обрядить в любовную мантию. Но спорить не стал, а зачем? На то и существуют менестрели, чтобы превращать самые низменные страсти человеческой натуры в возвышенные стансы о любви к прекрасной даме.
- Не могу знать, - деланно зевнул он, - альковы королей не так уж и раскрыты постороннему взору, как это принято считать, но, насколько мне не изменяет память, в период реставрации у Уорика была другая любовница. Впрочем, иногда мужчины имеют и по две женщины - одну для души, другую для честолюбия.
- Кому как не вам знать об этом,- уважительно рассмеялся менестрель,- о ваших победах над женскими сердцами рассказывают легенды!
Вот именно, что легенды. Делать нечего этим людям, как только заглядывать к нему под одеяло!
- Бессовестно врут,- небрежно отмахнулся дон Мигель,- все очень преувеличено. На самом деле, женщин, с которыми я бы хотел оказаться в одной постели, до обидного мало.
- Говорят, ваша покойная жена была дивной красавицей! Примите моё соболезнование в связи с этой утратой!- счел нужным посочувствовать собеседник.
Дон Мигель ничего не ответил, быстро схватив кубок со стола и отпив из него дрянного вина. Вот только показного сочувствия ему и не хватало! И почему люди считают, что исполняют долг милосердия, напоминая человеку о самых неприятных событиях в жизни?
Сколько бы граф не служил месс по покойной жене, его все равно не отпускала какая-то тяжесть - как будто он что-то не так сделал, чего-то не досказал Стефании, и теперь горько раскаивался, что они расстались врагами до жизни вечной.
- Почему красавицы умирают так рано - ваша жена, Агнесс Сорель? - между тем продолжал беспечно философствовать де Вильмон, - совершенная красота, видно, настолько угодна Богу, что он быстро призывает её к себе. Впрочем, совсем недавно, год назад я имел случай столкнуться с ней в самом неожиданном месте. Хотите, расскажу?
- Конечно!- покривил душой граф.
Ему уже расхотелось разговаривать, но что ещё делать на постоялом дворе, когда укладываться спать ещё рано, а на улице льет проливной дождь?
Поэт уселся поудобнее и, с заблестевшими от предвкушения глазами, начал свой рассказ.
- Я выехал из Фландрии больше года назад, направляясь в Тоскану. Меня пригласил к себе в гости флорентийский правитель Лоренцо Великолепный, но я решил особо не торопиться, чтобы вдоволь насладиться путешествием и осмотреть мир вокруг. Когда я проезжал по Трирскому епископству, то вынужден был довольствоваться гостеприимством одного из баронов - Гуго фон Валленберга. Его замок это настоящая твердыня, да и сам он фигура прелюбопытная. Уродлив, как тролль, и умен, как черт. Вы никогда о нем не слышали?
Дон Мигель покопался в своей памяти - что-то он слышал про этого человека, но никак не мог вспомнить - что именно?
- В своих владениях фон Валленберг полновластный сеньор, бывает при всех европейских дворах, и за ним тянется хвост из самых невероятных слухов. Вся их семья уже много поколений помешана на шахматах, и говорят, что играют они на самых невероятных условиях. В общем, трижды подумаешь, прежде чем въехать в ворота такого замка, и все-таки мне было интересно посмотреть на этого зверя в его логове, и я принял приглашение. То, что я увидел, превзошло все мои ожидания!
Тут менестрель для пущего эффекта сделал паузу, и де ла Верда увидел на его губах странную улыбку то ли сожаления, то ли удивления. Внезапно рассказ поэта заинтересовал нашего героя.
- Что же вы могли увидеть в трирской глуши, если это поразило даже вас, такого опытного ценителя прекрасного?
Де Вильмон загадочно усмехнулся, для выразительности даже восхищенно щелкнув пальцами.
- Я попал в один из самых укрепленных и загадочных замков Европы! Роскошь там везде чуть ли не королевская. Но не это главное! При его дворе я встретил настоящее соцветие женщин - все, без исключения, редкостные красотки. Метресса самого барона - истинная королева, с манерами и осанкой богини, необыкновенно образованная дама, и вокруг нет ни одной не то чтобы дурнушки, а даже непримечательной женщины. Но особенно меня поразила одна дама - она тихо сидела в сторонке и была очень печальна. Такой красоты я никогда не видел! Синие, цвета мокрого бархата глаза, из-под головного убора выбивались локоны цвета золота, совершенные, необыкновенно нежные черты лица. Мечта - легкая и неуловимая! Представьте, от дамы исходил чарующе необычный запах полыни, и это было так изысканно! Верите, я влюбился в тот же миг! А она оказалась любовницей Валленберга. И это было так неестественно! Такая красавица и урод! Я оказал ей внимание, и чуть не поплатился за это жизнью - смерть пролетела мимо меня, я даже почувствовал на своей шее её дыхание!
Дон Мигель зачарованно слушал этот перегруженный метафорами и преувеличениями рассказ. Но если откинуть поэтические обороты, то... "Этого не может быть, потому что не может быть никогда, - твердо сказал он себе,- мало ли на земле красоток с золотистыми кудрями и темно-синими глазами? Каждая вторая! А Стефания мертва! Я сам видел обугленные трупы, там невозможно было выжить!"
- Как же звали эту трирку?- как можно безразличнее спросил он.
- Знаете, дама не показалась местной уроженкой,- задумчиво проговорил менестрель,- и хотя она чисто говорила по-немецки, все-таки акцент ощущался, но она и не француженка. Имя же у неё самое обыкновенное - Стефания.
Вот так?! Ну что ж, ещё одна златокудрая Стефания. Совпадение, не больше! Иначе, у него давно бы разболелась голова от новой пары рогов!