Страница 1 из 98
цикл: Лабиринты Гипербореи
книга первая
Спираль уробороса
Часть первая
Золотая Баба
Бей бубен, рокочи!
И дух мой вновь
Постигнет в танце
трансовом, неистовом:
Мы сын и мать - я и Земля. Я – плоть и кровь,
Я – ДНК её, я - сколок истины.
М.Вольф.
Да, скифы мы, да, азиаты мы,
С раскосыми и жадными глазами…
А.Блок
От автора:
В молодости слыхал я от деда, таёжника, будто в Сибири сокрыто главное сокровище северных народов. Якобы, есть у них святыня, статуя из чистого золота. Так и зовут её - Золотая баба. Хранят святыню в потаённых местах, передавая от рода к роду раз в сто лет.
И боже упаси кого непосвящённого забрести в места, где укрыта статуя! Так что порой не зверя надо винить в исчезновении охотника, путешественника или даже экспедиции, считал дед.
Тогда я ему верил безоговорочно, еще бы!
О, это был настоящий патриарх, переживший трех жен, наплодивший тринадцать детей и больше сорока внуков. Восемьдесят лет не прошли бесследно, мужская работа стала ему непосильна. Зато рыбалку, мелкие дела по дому и возню с детьми он с удовольствием нёс на своих костлявых, но еще широких плечах.
Мы пятеро, двоюродная пацанва, обожали засыпать под его байки. Помню один рассказ, как он спасся от рук хранителей загадочной статуи. Дед курил махру, и сквозь клубы сизого дыма от его затяжек пробивались незатейливые слова:
- Смутные то были времена, мировая сменилась революцией, та переросла в гражданскую. Солдат, он нищий, что с него возьмёшь, а который с прииска идёт, у того золотишко в кисете обязательно... Конечно, лихие люди убийством промышляли, не без того... Белый там или красный, их не волновало – подстрелят, добро заберут, а с цветом пусть на небесах разбираются...
Судя по рассказам – а дед умел и приврать красочно, если был в ударе – времена те не отличались законностью и деликатностью обхождения. Кто сильнее, тот и прав. Кто первым выстрелил – тот и верх взял. Так что любители соблюдать правила благородных поединков, навроде – не стрелять в спину, не бить лежачего – быстро кончились. Зато стеречь в засаде все научились, за милую душу!
Сибирские мужики произошли от родителей особо авантюрного склада – беглых, отсидевших срок и просто состарившихся бандитов. Характеры имели соответственные, ну и решительности – не занимать.
Семёновцы, колчаковцы, красные – пока друг за другом гонялись, так порой и в селах бедокурили. Тогда селяне, по возможности, конечно, особо наглых в численности сокращали, тоже не утруждая сортировкой по принадлежности. Но аккуратно, чтобы на себя след не навести.
Пулемет и выручил деда в истории с Золотой бабой. Удирая от атамана Семенова, в такую глушь забрели партизаны, где даже зверь не водился. Атаманцы оказались диво, как настойчивы, пришлось красноармейцам прятаться в пещерке, на крутом обрыве.
Для партизан. Но и победители далеко не ушли. Из другой, узкой пещеры защелкали выстрелы. Когда живых врагов не осталось, оттуда спустился невысокий тофалар. Деду хватило ума и везения переползти из-под ёлки на курумник, где сплошь камень - следов не остается.
Стрелок проверил поле боя, нашел пулемет, собрал с трупов патроны и ушел в тайгу. Дед отсиделся между валунами, дождался ночи. Собрался уходить, да увидел, как тофалары вынесли из пещеры невысокую статую, блестящую в лунном свете:
- Не узнать золото мог только слепой. Эх, пожалел я, что пулемет бросил. Одной очередью полоснуть, всех и положил бы там... Их, тофаларов, человек двадцать собралось... Много чего несли, мешки, еще какие-то вещички. Я уж совсем навострился за ними следом, с камней выполз, как из пещеры еще один тофалар спустился. Поспеши я, он меня, как медведя с лабаза, и положил бы... Вмиг я остыл, не рискнул ночью соваться. По свету след найти не сумел, да и безоружному куда лезть? Опосля, недели через две, сходил в те места, осмотрел пещеры, ан – пусто. И максима не нашел, и трупов не оказалось...
Будто воочию виделась мне статуя, блестящая золотом в лунном свете. Горбясь под тяжестью ноши, чередой двигались черноволосые монголоиды. Смутные сны приводили меня в пещеры, к пылающим кострам, к бурным рекам...
В городской квартире ночевать мы стали в отдельных постелях, курить в детской комнате деду не позволяли. Ушла пора сказок на сон грядущий. Повзрослел я, оторвался ли от природы, но многое из слышанного на сеновале потускнело, забылись. Дедовы рассказы стали казаться менее интересными, нежели вестерны и книги Фенимора Купера.