Страница 132 из 138
Лекарю оставалось только беспомощно развести руками.
- Мне не нужны все, мне нужна одна!
- Так садись рядом, и не порть людям настроение, места на всех хватит, хотя и тесновато,- добродушно предложил Вийон, кивнув ему головой на колченогий табурет на котором стояла свеча. - Хочешь, я дам тебе третью иголку, и ты поможешь нам зашить этот парус с задницы, какой-то толстухи. Судя по гигантским размерам, это моя Изабо! Узнаю!
Он мог сказать невесть что, и смущенная Стефка поспешила вмешаться.
- Он съел твой апельсин! - пожаловалась она на безобразника.
- Что взять с нашего Франсуа? Когда он голоден, то может съесть даже легендарного василиска, - снисходительно рассмеялся мэтр,- не расстраивайся, завтра я принесу тебе другой. О чем это вы тут философствовали, когда я вторгся в ваше уединение?
- Мы разговаривали о любви в целом, и о продажной - в частности,- охотно пояснил поэт,- и не нашли в них особой разницы. Там и там мужчина и женщина, там и там они вместе занимаются приятным делом, так зачем же уже века и тысячелетия ломают копья моралисты и поэты?
Де Монтрей был далек от того, чтобы согласиться со столь сомнительными доводами.
- Наверное, есть над чем! Не может быть, чтобы были не правы все, кроме одного разгульного поэта. Зачем ты забиваешь голову этому прелестному созданию разной мерзостью? - укорил он бродягу .- Разве сам ты не любил? Вспомни хотя бы Катрин де Воссель? Как вы подрались из-за неё прямо на паперти церкви с Сермуазом? Тогда ты точно знал, чем отличается продажная любовь от сердечной!
Вийон хмуро хмыкнул, сбрасывая полотнище заштопанной юбки с колен.
- Ну и чем для меня эта глупость закончилась? Этот чокнутый придурок порезал меня ножом, а когда я, защищаясь, бросил в него камень, то его тупая башка лопнула как орех, и мне пришлось долгие годы бродяжничать в изгнании. И потом она же, эта лживая шлюха, приказала своим слугам избить меня. Нет, - поэт мрачно вздохнул, - сколько я не увлекался женщинами, все заканчивалось одинаково. Все они на один лад - и богатые, и бедные! Вначале связи полыхают как огонь, на все заранее согласные, а потом предпочитают тебе того, у кого водится в кармане звонкая монета.
Люби, покуда бродит хмель,
Гуляй, пируй зимой и летом,
Целуй красоток всех земель,
Но не теряй ума при этом!
- Вот так я могу ответить!
Де Монтрей только укоризненно покачал головой, с жалостью глядя на собеседника.
- Да, тебе ли об этом говорить? Опомнись, ведь скоро сорок, а ты вечно голодный, раздетый и разутый, бездомный! У меня плохая память на стихи, но что-то ты там писал про жену и про перину. Так кажется:
Будь я прилежным школяром,
Будь юность не такой шальною,
Имел бы я перину, дом
И спал с законною женою...
- Вийон, у тебя так много покровителей, принцы не бросят тебя! Укроти свой нрав, возьмись за ум и доживи хотя бы последние дни в тишине и покое. Неужели тебе не стыдно сидеть здесь, в ожидании подачек от шлюхи и смущать чистую душой девушку?
- Посмотрите, какой обличитель,- ни капельки не смутившись, огрызнулся Франсуа,- да я не святой, а ты сам? Что сможешь ей дать? Что ты умеешь, кроме того, как пускать кровь, ставить банки, да рвать зубы?
- Он даст мне свою любовь! - поспешила на защиту лекаря, обескураженная такой наглым напором Стефка,- она стоит всех сокровищ мира!
- А ты попробуй,- насмешливо заметил Вийон,- а потом и сравнивай! Слова, Ангелочек, стоят мало! Все эти самцы-удальцы, что сейчас резвятся со шлюхами, имеют в большинстве своем под собственным кровом все те сладкие нюни, о которых ты говорила, и что? Все они здесь, потому что человеку всегда очень скучно быть порядочным. Его, как и ведьму к дьяволу, тянет на запретное и грязное.
Наша героиня не любила играть словами на такие темы.
- Ты сам, Франсуа, первым, отказался бы жить в мире, где забыли о порядочности! Тебе бы стало скучно среди себе подобных, недаром вы так грызетесь с Тибо! Два сапога пара!
- Не надо меня сравнивать с этим мерзким, как проказа карликом,- возмутился тот,- вот! Слова не скажи, сразу же рот затыкают! И вообще...
Поэт только открыл рот, чтобы сказать какую ни будь очередную гадость, когда дверь раскрылась и в её проеме появилась голова Амбруазы. Она была голая по пояс, в одной нижней юбке. Небольшие груди торчали, как у козы во все стороны, открывая коричневые большие соски.
- Мне сказали, что вы здесь, мэтр, - проговорила она шепотом, тоскливо глядя на доктора,- вы не посмотрите меня? Что-то у меня не все ладно!
Де Монтрей тут же встал и вышел вслед за ней.
- Она что, заболела?- встревожилась Стефка,- мы третьего дня с ней ходили в баню, и она была совершенно здорова.
- Бедолага,- вдруг помрачнел Франсуа,- если это болезни Венеры, то Мами тут же её выкинет за дверь. А там... ничего хорошего её уже не ждет! Пропадет красотка!
Но это оказалось не то, чего он боялся.
- Беременная,- пожал плечами мэтр, - меня всегда удивляет, как они реагируют на это известие. С таким возмущением, как будто это глубочайшая несправедливость, а не самый, что ни на есть естественный исход дела. Теперь она извергает громы и молнии на голову неизвестного отца!
- И что теперь она будет делать,- поинтересовалась огорченная Стефка,- оставит ремесло?