Штефан

За счет смекалки и природного ума Белозеров состоял на хорошем счету в управлении департамента полиции и лично у товарища министра внутренних дел. А вот для начальника сыскного отделения, Копытовского Владимира Поликарповича, - личности в целом заурядной и безмерно любящей власть, - Белозеров с самого начала оказался чужаком. Тот откровенно завидовал сыщику, радовался его неудачам и желал их. Втайне он мечтал избавиться от ретивого сотрудника, на фоне которого чувствовал себя несколько ущербным. При этом он совершенно не переживал за то, что репутация его отделения может пострадать и преступления перестанут раскрываться столь же хорошо, как прежде. Но, оставим это на его совести.

Вернувшись в отделение, сыщики продолжили размышления. За окнами царила ночь, и до окончания дежурства оставалось время, которое следовало чем-то заполнить. Дело представлялось весьма запутанным и загадочным. Платок с найденной на месте преступления щепоткой табака, Белозеров аккуратно развернул на столе.

-Как считаете, Егор Прохорович, - спросил он, закуривая папиросу и откидываясь на спинку стула, - что заставило профессора выйти в этакую холодину на улицу, ночью, да еще и без шапки? И откуда табак этот взялся, коли он не курил?

-Душегуб его рассыпал, к гадалке не ходи, - ответил тот. -  Карман дырявый небось.

- Нищий студент? – улыбнулся Алексей Петрович. 

Егор Петрович хмыкнул и потер переносицу:

- Я, когда в деревне жил, еще до армии, тоже махорку в кармане таскал. Бывало, собираешься куда-нибудь - в город, на ярмарку, а у отца, в сенях, подобного добра - целый мешок. У меня даже привычка завелась: прежде чем выйти из дома, зачерпывал пригоршней махорку и сыпал её в левый карман. Газетные полоски и спички клал в правый. А потом, бывало, забудусь и что-нибудь еще в карман с махоркой положу, а как вынимать обратно стану – обязательно просыплю.

-Такое вполне возможно, - согласился Белозеров.

На самом деле Алексей Петрович лукавил. Он не позволял себе даже таких, незначительных казусов и стремился контролировать каждый свой шаг - и во время службы, и за ее пределами. Он считал, что порой именно мелочи определяют судьбу человека, не говоря уже про то, что из них составляется всякий крупный предмет.

 - Улика в виде щепотки табака может образоваться, если крупинки упадут с небольшой высоты, - размышлял он, -  почти вровень с мостовой. Иначе, они бы рассеялись на большей площади. Добавь сюда небольшой ветерок в переулке…

На последних словах его голос вдруг сорвался и перешел в какое-то старческое сипение. Он принялся сильно кашлять, а лицо его окрасилось в малиновые цвета. Егор Прохорович плеснул в стакан воды из графинчика, и Алексей Петрович, сделав несколько больших глотков, прочистил горло. Затем взял со стола салфетку и вытер со лба проступившие капельки пота - стало как будто легче. Увлекшись сочинительством гипотез, Белозеров совсем упустил из виду, что сильно болен. Но едва приступы кашля миновали, как он вновь заговорил:

- Благодарю, Егор Прохорович... Когда я стал осматривать снег возле трупа, то заметил еле заметный след. Поначалу я даже не придал ему значения. Это была неровная прерывистая полоска, шириной около двух дюймов[1]. Мне стало ясно, что после выстрела рука профессора Воронова ударилась о брусчатку, и из нее выпал некий предмет. Он пролетел по снегу около сажени[2] и раскрылся, после чего и образовалась сия улика, – он показал глазами на платок. – В пользу этой версии говорит и тот факт, что ладонь у профессора чистая, на ней крупинок не имелось, а значит – в нашем деле участвует кисет или табакерка. - Белозеров сделал паузу, проверяя в уме, не пропустил ли чего и убедился, что не пропустил: - Как считаете, Егор Прохорович?

-Скорее, табакерка, - предположил тот, не уставая удивляться, с какой легкостью коллега сочиняет версии, - и возможно, очень ценная.  – Вот и мотив, к слову, нарисовался – убийство с целью ограбления. Надо будет вдову еще раз допросить, имелось ли в их доме что-нибудь подобное? Красивая, кстати, женщина.

Он выразительно вздохнул. Белозеров тем временем вынул из ящика стола увеличительную линзу и стал рассматривать улику. Никаких особенностей в крупинках табака он не обнаружил. Добрый турецкий табак он распознал бы сразу, но это был, конечно, не он. Егор Прохорович на всякий случай соорудил цигарку и испытал улику в деле. По кабинету поплыл неприятный кисловатый запах.

- Тушите, - закашлялся Белозеров, рукою разгоняя клубы желтоватого дыма.

- Не выше пятого сорта[3], - сделал заключение Егор Прохорович. -  Прелая солома и то ароматнее. Зачем подобное хранить в табакерке? Такую гадость я и курам побоялся бы давать[4].

Белозеров улыбнулся.

- Меня не покидает ощущение, - промолвил он, - что этой ночью мы столкнулись не просто с ограблением. Дело тут весьма темное. Следует узнать подробнее о деятельности профессора. Возможно, он имел тайных недоброжелателей в революционной среде, ведь для них всякий талантливый человек, приносящий пользу своему государству, представляет страшную угрозу. Сами подумайте: если жизнь в стране хоть немного улучшится, то поводов лезть на баррикады станет куда меньше.

- Тогда, пишите пропало, - вздохнул Миронов, – дело Воронова заберет Охранка.

– Но, пока этого не случилось, будем работать. Узнайте, что за бумаги находились в похищенном портфеле. Попробуйте собрать данные на иностранца. В общем, Егор Прохорович, готовьтесь - дел предстоит непочатый край.

- Вот то-то и оно, - в сердцах воскликнул тот, - где только время на все сыскать, ума не приложу! Сброда всякого развелось на улицах и что ни день, то вот вам извольте, убийство, а вот, будьте любезны, ограбление.