Сказания Трофоры

Гигантский обеденный зал, в котором одновременно устроилось несколько сотен персон, заполняла оглушительная музыка, рёв скрипок, флейт, барабанов, лютней, пьяных в стельку гномов и нескольких людей. На всех явно не хватало столов, поскольку некоторые пили стоя, сидя на подоконниках, друг на друге, кто-то вовсе отплясывал на столах, раскидывая в разные стороны тарелки с ещё не оконченными блюдами. За самым дальним столом, в тени, преспокойно сидели трое: Король гномов Ба'арин, старший советник и правая рука короля — беловолосая девушка по кличке Чейн, которая никогда и никому не называла своего имени, и королева, скромная и кроткая женщина по имени Рингира. Все трое с одинаковым усердием старались поддерживать напускное спокойствие, предпринимая тщетные попытки не выдавать своего раздражения. Король медленно растягивал кружку эля, его жена болтала в кубке вино, иногда делая один или два мелких глотка, а беловолосая нервно постукивала пальцами по столу, бегая глазами по столу в нерешительности: съесть ли ещё один окорочок, или ломоть говядины.

Гномы, резво танцующие на столе, обняли друг друга за плечи и стали синхронно подпрыгивать, пытаясь каждый выбрасывать одну и ту же ногу в ту же сторону, что и остальные, что получалось из рук вон плохо. Однако это не мешало им громко и весело подпевать мелодии музыкантов, которая с каждой секундой всё ускорялась и ускорялась. За другим столом, за которым сидели люди, толпились ещё более менее вменяемые представители местного народа, с интересом вслушивающиеся в увлекательную историю пузатого низкорослого мужчины, который постоянно прерывался на осушение очередной кружки знаменитого пива местной марки Рок:

- И тогда я решил, что больше не стану работать на этих зажравшихся сволочей! - Гедеон стукнул кружкой по столу так, что из неё выплеснулся значительный объём пива, - Да, нам нужны были деньги, но никто и никогда не посмеет пренебрегать честью величайшего пирата — Стальной руки Гедеона! - все собравшиеся затихли, навострили уши, - И я вышел из своей каюты, взял эту имперскую сволочь за воротник и сказал ему: «Прочь с моего корабля, паскуда!» А затем! - он оглядел слушавших пристальным взглядом, ожидая реакции, - Я вышвырнул его за борт! - зал зашёлся хохотом и восхищёнными возгласами.

Король, наблюдая за этим и прислушиваясь, наклонился к Чейн:

- Это действительно было так необходимо?

- Абсолютно, - девушка во всю обгладывала сочный куриный окорочок.

- Но он мог бы стать самым известным и богатым человеком во всём государстве, - он был сильно возмущён.

- Я тебя умоляю, тебе деньги девать некуда? - девушка рассерженно бросила курицу в тарелку, - Я вроде как рассказала тебе, как и почему всё произошло, и ты вроде бы понял меня и со всем согласился, что теперь?

- Что теперь, - повторил себе под нос Ба'арин, - Просто, как мне кажется, им следовало бы быть по скромнее, что ли, - он продолжал сверлить пиратов взглядом.

- Знаешь, Рин, - она схватила ломоть говядины, - Из всех гномов и королей, которых я когда-либо знала, ты, пожалуй, единственный, от кого можно услышать что-то подобное.

- Разве это так плохо? - удивлённо взглянул на неё гном.

- Понятия не имею, - честно призналась девушка.

Гномы, сидевшие за одним столом с пиратами, теперь уже оживлённо о чём-то спорили. Кажется, темой изначально стало то, как следует казнить имперских солдат, и как им досадно, что они не смогли разделаться с ними лично. Кто-то кричал, что столица не выдержала бы такой битвы, другие протестовали, говоря, что и сами готовы к любым сражениям, третьи же, в лице пиратов, кричали, что никто, кроме них самих, не способен был справиться с таким громадным флотом и заодно прихватить с собой такой количество оружия и грузов.

- Мы к тому же привезли вам одного гаврика! - припомнил Гедеон, - В тюрячке у вас отсиживается, морда фашистская, почему его до сих пор никто не отправил на эшафот?!

- Эту сволочь сперва будут спрашивать о планах Империи и, как заявил палач, пытать с особым пристрастием, - посветил седобородый гном.

- Да когда это палач такое говорил?! - возмутился лысый, с пышными усами, - Тебе что ли лично рассказал?

- А может и лично, тебе откуда знать?

Медленно, но верно дело клонилось к драке. Поднимался шум, который беловолосая любила меньше всего на свете, и когда его уровень перевалил за границы терпимого, девушка медленно встала, откланялась и направилась прочь из зала, уклоняясь от летящих в неё тарелок, ножей, кружек и кричащих во всё горло гномов.

***

Первым делом перед сном она решила заглянуть в комнату, которую король определил её другу. Они уже неделю пребывали в столице, отдыхая после изнурительных путешествий, как морально, так и физически. Всю эту неделю в банкетном зале во всю пировали ненасытные до банкетов гномы, которым пираты изо дня в день травили одну и ту же байку: о том, как они взбунтовались против захватчиков и одни на своём корабле разгромили весь Имперский флот. Эта версия всегда казалась ей бредовой и слишком возмутительной, но король одобрил её, а народ принял за чистую монету и, как видно, весьма доволен таким поворотом событий. Теперь в числе подвигов великого капитана Гедеона стало одним больше. Девушка невольно задумалась, сколько ещё в этом списке историй о его похождениях таких же, как эта.

Больше всего в этой ситуации её радовало и забавляло то, что такой вариант истории предложил не кто-либо из пиратов или гномской знати, присутствовавшей на собрании, состоявшемся по прибытии в столицу, а Меррик Риэль, мальчишка, который, хоть и под влиянием посторонней сущности, вторгшейся в его тело и разум, уничтожил вышеуказанный флот самолично. Она до сих пор верила в это с трудом, несмотря на то, что видела своими глазами, и так же трудно ей верилось в то, что теперь Мерр и демон, вселившийся в него, как выразился юноша, «партнёры».

Чейн медленно двигалась по узеньким коридорам, освещённым редким светом факелов, погружённая в свои мысли. Вымощенные камнем стены замка внутри горы, лишь меньшая часть которого была видна снаружи, выцвели и местами потрескались, что было не удивительно для строения, которому уже более шести сотен лет. Она остановилась возле невысокой деревянной двери, простояла в нерешительности некоторое время, а после медленно отворила её, разнося эхом по коридорам замка тихий скрип. Внутри горел одинокий факел и свеча на письменном столе. Кровать была пуста, сундук с немногочисленной поклажей юноши, которой он успел обзавестись за недолгое время пребывания в городе, был демонстративно распахнут, словно хвастался своей пустотой. На кровати, что не удивительно, никого не было. Практически ничто не выдавало в этой комнате следы недавнего присутствия здесь какого-либо жителя, исключая перо и листок бумаги на столе. Она закрыла за собой дверь, вошла, быстрыми шагами приближаясь к столу, села. В её руках тут же оказался листок бумаги, на котором были выведены знакомые ей, но давно забытые буквы на языке, на котором девушка не произнесла практически ни единого слова за последние сорок лет: