Отражение

Я мысленно надавала себе затрещин. Вот ведь дура, чуть не повелась на очередную обманку! Туман, окутывавший сознание, рассеялся. Нет. Это не моя жизнь. Я никогда не бегала по утрам, а в парк последний раз ходила с одноклассниками на выпускной. К тому же в нашем парке не наблюдалось ни умильных семейных сцен, ни резвящейся молодежи. Бабульки сплетничали и ругали власти, подростки распивали энергетики и на скейтах сшибали прохожих. А по вечерам их сменяли пьяные мужики и шумные компании, оглашавшие округу хохотом и матом.

Пейзаж перед глазами затрясся и исчез, оставляя меня в кромешной темноте. В душе я горестно вздохнула. И правда, что мне мешало бегать по утрам? Да хотя бы просто гулять во дворе? Ответ прост: сначала хотелось поспать подольше, потом – лечь пораньше. Лицемерка! Сама-то ведь телевизор смотрела допоздна: сериалы, слезливые фильмы про любовь и слащавых принцев... Как же я ненавидела теперь свою жизнь! Могла путешествовать, ходить в театры, бассейны, спортивные комплексы, рисовать, лепить из пластилина в конце концов! Но вместо этого я предпочитала просиживать зад в кресле, поедать сладости и лить слезы о неудачной личной жизни. Да что у меня вообще было в ней?!

Картинка перед глазами снова сменилась. Мой новый кабинет, слегка убранный после Шуриковны, но всё равно так и не обжитый. Нанэ сидела перед компьютером и пыталась состряпать в Ворде таблицу. Я оказалась у нее за спиной и наблюдала, как буквы в ячейках прыгали кто во что горазд. К тому же, судя по всему, русским языком Нанэ если и владела, то только разговорным.

В кабинет ворвалась разъяренная женщина лет сорока. Ухоженная, с модной короткой стрижкой, искусным дневным макияжем, в дорогом брючном костюме цвета морской волны и жемчужном ожерелье. Я не сразу узнала в ней новоиспеченную вдову Петра Ивановича. Мы, то есть сотрудники Олимпиуса, видели ее только один раз. То ли на пятидесятилетии шефа, то ли на одном из корпоративов по празднованию Нового года. Тогда она выглядела менее эффектно. Полная, в толстых очках и мешковатом платье. Поговаривали, что пару лет назад они с Петром Ивановичем серьезно разругались – благоверная шефа завела любовника и потребовала выделить ей деньги на собственный бизнес. Чем там у них кончилось – не знаю. Правда, со следующего месяца нам всем урезали зарплату, и шеф совершенно распоясался до женского пола. Видимо, контролировать его стало некому.

Перед глазами снова пронесся тот злополучный день, когда он попытался на меня залезть. Что бы я сделала сейчас? Да и стала бы вообще заигрывать с Петрушей? Ведь если поразмыслить, я всеми действиями давала понять, что не против интрижки. А как дошло до дела – упекла несостоявшегося любовника на тот свет… Ком снова подступил к горлу, так и распирало его сглотнуть, но я держалась.

Кстати, на вдове Петра Ивановича не оказалось ни одного намека на траур. Судя по всему, она даже не всплакнула. Зато мигом прибрала бизнес супруга к рукам.

- Да что ж ты за бестолочь такая?! – кричала она на весь коридор, нарочно стоя на пороге.

- Жанна Леонидовна, может, мои подчиненные справятся быстрее? У меня и так много работы… - начала Нанэ. Я чувствовала, как ей дико оказаться в подобной ситуации. В чужой стране, времени, должности, шкуре. Мало того, что она ничего не понимала в бухгалтерской работе, так на нее еще и орали. Гордость закипала в душе бывшей наложницы Дария, ненависть клокотала в ее груди, но она терпела. Почему? Раньше она с врагами не церемонилась.

- Твои подчиненные? – Вдова Петра Ивановича артистично выгнула брови дугой, изображая крайнее удивление. – Все вы здесь теперь - мои подчиненные. Что я скажу – то и будете делать! Чтобы вечером бумаги лежали у меня на столе! – Уже выходя из кабинета она добавила, не поворачиваясь. - Это вам не с покойным шашни крутить.

Щемящее чувство жалости закопошилось в сердце. Всё-таки, мне не раз приходилось выслушивать подобное, а для Нанэ это вовсе неслыханное обращение. Когда-то она вытерпела многое, но это было слишком давно, чтобы помнить. А здесь никто не станет церемониться. Не сумеешь зацепиться – утопят. Еще и добродушно помашут ручкой – на прощание.