Косморазведчик

Плацдарм, над которым трудилась Хелга, превратился к этому времени в багрово-синюю двуспальную подушку. Всю процедуру давно протрезвевший сержант мычал от боли, стыда и унижения, прекрасно понимая, что его авторитет подорван бесповоротно и окончательно на всю оставшуюся жизнь.

― Я так понимаю, вы собрались на войну? Ничего, в атаку ходить сможешь. А вот кушать и выпивать пару месяцев придется стоя, уж извини. Да и по прямому назначению использовать свой огузок тебе будет трудновато. Ду, да как-нибудь… Пошли, сестра, ― произнесла она, поворачиваясь к Ингрид. ― Мальчики тут сами приберутся…

Они вышли из таверны и, обойдя здание, поднялись в свой гостиничный номер с другого хода.

Когда полчаса спустя компания абсолютно трезвых наемников покидала таверну, можно было услышать комментарии многочисленных зевак, собравшихся у входа: «настоящие солдаты идут». Солдаты лишь молча стискивали рукоятки мечей.

Походка их предводителя при этом была весьма специфической, как и шкафоподобного громилы, входившего в состав отряда.

Через пару часов о происшествии в таверне знал уже весь Лис. Когда утром Ингрид и Хелга покидали гостиницу, их провожало чуть ли не все население ярмарочного городка и многочисленные гости, которым вечно пьяные наемники доставляли много хлопот.

― Засветились все-таки, ― констатировала Ингрид, но по выражению ее лица нельзя было сказать, чтобы этот факт ее слишком огорчал.

 

… Так ты говоришь, ― не помнишь, что сказала монахиня, когда сержант предложил ей решить дело миром? ― пожилая женщина буквально сверлила бармена пронзительным взглядом.

― Не расслышал, сестра, виноват. По-моему, какую-то молитву прочла.

― Почему так решил?

― Ну… так же непонятно, как в молитвах.

― Дурак. Ладно, смотри сюда. ― Она извлекла откуда-то медальон и начала раскачивать его перед глазами бармена. Спустя минуту он уже спал, убаюканный этим гипнотическим маятником.

― Что сказала монахиня, когда сержант предложил ей проставиться? ― повторила она недавний вопрос особым голосом.

― Она сказала: «Надо, Федя, надо». ― Последние три слова прозвучали на незнакомом языке.

― Опиши подробно внешность сестер.

Через несколько минут пришедший в себя покинул комнатку, где проходил допрос.

― Ты что-нибудь понимаешь, сестра? ― обратилась проводившая допрос женщина к своей более молодой напарнице.

― Нет, ничего не понимаю. Это явно не наши. Наши сестры там просто не могли оказаться в это время. Да и язык этой молитвы… Я не знаю такого языка.

― Я тоже. ― Пожилая монахиня побарабанила пальцами по столу. Но как все было проделано, а? ― Она усмехнулась, вспомнив рассказ бармена.

― Да уж, ― усмехнулась в ответ молодая монашка. Действовали они явно во славу ордена.

― Верно. И все же в этой истории нужно разобраться. Нужно найти этих монахинь. Дай задание. ― Пожилая монахиня на секунду задумалась. ― И вот еще что. Извести всех наблюдательниц, чтобы немедленно докладывали о появлении незнакомых сестер нашего Ордена в зоне их ответственности.

― Будет исполнено.

 

Глава тринадцатая

 

Четверо всадников трусцой въехали в открытые ворота в заградительной стене из заостренных кольев, отсекавшей деревушку от Степи. Их внешний вид не вызывал сомнений о роде занятий. Всадники были вооружены до зубов и облачены хоть и в поношенные, но очень дорогие доспехи из кародской стали. Передовой дозор батодов, защитников земли лорской.

Навстречу им заспешил староста деревни.

― Почему ворота открыты, староста?

― Скот выгоняли, вои добрые. Не успели закрыть.

― Пошли людей, пусть загоняют обратно. В степи неподалеку мы видели следы кочевников. Много следов. Могут наведаться. И пошли по окрестностям молодых парней посмышленее на разведку. Пусть осмотрятся.

Испуганный староста поспешил по домам выполнять наказ. Всадники спешились. Вскоре их окружила небольшая группка жителей деревни.

― Много ли следов вы видели, батод? ― несмело обратилась к могучему воину молодка, приняв его за старшего. К ногам ее испуганно жались четверо маленьких ребятишек.

― Много, милая. Но не бойтесь. Мы вас в обиду не дадим.