Страница 11 из 72
- Что с тобой, Айшат? - спросила Маша Саадаева. - Что ты замолчала? А! Дута Эдиев. Так и что такого? Несчастный парень. Инвалид. Даже не может пойти на фронт, защищать свою Родину от врага. Звала его к нам на конезавод. Говорю, никто так не знает лошадей, как ты, а он только улыбается, щурится так недобро и ничего не отвечает. Ты, кажется, ему нравишься? Может, поговоришь с ним? Пусть идет к нам работать. Хотя вряд ли. Странный он. То на коне умчится в долину, скачет, как дикий, и орет во все горло, то уйдет в горы с мешком и не видно его неделями. Куда это он все уходит? Ты не знаешь?..
* * *
В бригаде помимо нее были оператор и администратор. Айсет - босс. Потому как в бригаде - журналист за главного. Однако с оператором могли быть проблемы. В прежней своей бригаде он был неформальным лидером. Его звали Тенгиз. Он был наполовину грузин, но по-грузински знал только "гамарджоба" да "диди дзудзуэби".
Тенгиз был коренным москвичом и являл собой ходячий пример нереализовавшейся грузинской амбициозности. Отец, которому Тенгиз был обязан своими именем и внешностью, растворился где-то в самых ранних детских воспоминаниях. Мама рассказывала, что он торговал в Москве американскими джинсами подпольного абхазского производства. Из университета, с журфака МГУ, Тенгиз вылетел с первого курса. Но от армии помогла отмазаться грузинская родня, едва признававшая его: мать Тенгиза не была расписана с Шалвой Гиевичем. Прибился к телевидению. Кое-как выучился на оператора. И везде, в любой бригаде, пытался руководить, генетически, по-грузински полагая, что женщина, пусть и дипломированный журналист, управлять процессом делания репортажа не может...
Живя в снятой дешевой однокомнатной квартирке, не имея машины и других атрибутов роскошной жизни, он ненавидел и презирал все человечество. У него не было и тени сомнения, в том, что на небесах была по отношению к нему совершена какая-то досадная канцелярская ошибка, в результате которой ему здесь, на земле, не досталось положенных по факту рождения машин, квартир и загородных домов...
Администратором - толстой, но очень проворной девахой Ленкой Пьянцух Тенгиз пытался помыкать, постоянно ее попрекая полнотой и общей корявостью фигуры, дескать, на ее месте должна была бы быть стройная фотомодель, призванная не только радовать эстетически, но и порою бесплатно, по служебной необходимости, расслаблять его напряженные чресла.
Ленка не обращала на него никакого внимания. Она добросовестно всюду бегала и повсюду поспевала - доставала билеты, заказывала гостиницы, дозванивалась до секретарей, договаривалась об интервью, ловила такси...
Тенгиза, разумеется, предупредили, кто такая Айсет и откуда она взялась. Поэтому он избавил ее от глупых сексуальных намеков, зато сразу сделал несколько предложений профессионального свойства.
- Они хотят репортажей по чеченской теме? - с ходу начал Тенгиз, едва их представили друг другу. - Я знаю, какой классный репортаж можно сделать, никуда не выезжая, здесь, в Москве... Едем в Бутово, там я знаю гаражи, которые чечены держат, снимем репортаж, как власти столицы не дают развернуться малому бизнесу, притесняют предпринимателей по национальному признаку. Не дают ребятам землю под новые гаражи и боксы...
Однако у Айсет хватило ума прежде, чем мчаться в Бутово и встречаться с тамошней авторемонтной мафией чеченского происхождения, поговорить на эту тему с отцом.
- Ни на кого там мэрия не давит, - сказал отец. - Я знаю, там Аслахан и Ахмет Гаджиевы автостоянки и гаражи держат. По конфликт там у них не с мэрией, а с долгопрудненскими и с солнцевскими. Все хотят новый кусок территории за МКА-Дом... Солнцевские надумали там гипермаркет построить, долгопрудненские - торговую базу, пиленым лесом и сборными дачными домиками торговать... За теми и за другими силовые ведомства, только разные... Не получится у тебя с репортажем. Только репутацию себе подмочишь...
Тему для первого репортажа подбросила Астрид.
- Поезжайте в Ингушетию, - сказала она, попутно не забыв приклеить улыбку, - снимите серию репортажей о положении беженцев, как их вынуждают вернуться в Чечню, как угрожают лишить пенсий и пособий, как не дают продовольственной помощи, принуждая покидать лагеря, в общем, на месте разберетесь, сообразите, что к чему...
Айсет было разволновалась, справится ли? Позвонила отцу.
- Ты ничего не бойся, дочка, - сказал отец, - тебя встретят наши родственники, и все будет хорошо...
В Назрани Айсет воочию убедилась во всемогуществе понятия "родственники".
Их встретили в аэропорту, подогнав машины к самому трапу самолета. Саму Айсет повезли в головном "мерседесе", а Тенгиза с Ленкой Пьянцух посадили в белую "Волгу". Назранская милиция по всему маршруту движения становилась "смирно" и отдавала им честь.
Тенгиза с Ленкой поселили в лучшей гостинице города, без церемоний, предварительно вытряхнув из номеров "люкс" каких-то не шибко важных иностранцев. Айсет же сразу отвезли в дом к двоюродному дяде Руслану, про существование которого она узнала от отца только перед самым вылетом из Москвы.
Дядя Руслан был здесь каким-то республиканским министром и заведовал всеми деньгами, отпускаемыми на строительство по федеральным программам. Дом у дяди Руслана был трехэтажный. Большой. Окруженный высоким кирпичным забором, с улицы он казался маленьким - только одна крыша виднелась с проезжей части.
Однако это был хорошо продуманный оптический обман, так как архитектор точно рассчитал глубину, на которую он отнес строение в сад, подальше от отгороженной забором дороги. Таким образом, с улицы, из-за крон высоких плодовых деревьев, был виден только кусочек крыши...
- Мне нравится ваш дом, дядя Руслан, - сказала Айсет, когда, переодевшись, спустилась к накрытому на веранде столу.
А дяде понравилась ее подсмотренная в Лондоне манера одеваться - юбка поверх джинсов, зеленый платок хиджаб, накрученный вокруг головы и глухо закрывающий шею.
- Ты молишься, как положено? - спросил дядя.
- Я хожу в мечеть по праздникам, - уклончиво ответила Айсет.